— Расскажи мне о моем отце и Луке Брази, —попросил он. — Кое-что я знаю, но как они сделались друзьями и почему ЛукаБрази был так предан отцу? Не бойся, расскажи мне.

Сморщенное лицо и глаза Филомены обратились к дону Томасинои тот дал ей знак говорить.

Тридцать лет назад Филомена жила в богатом кварталеНью-Йорк-Сити и работала акушеркой. Женщины никогда не переставали рожать, иработы было много. Она была хорошей акушеркой и при тяжелых родах часто даваласоветы врачам. У мужа, которого теперь уже нет в живых, была доходная лавка. Онабоготворила его, хотя он и играл в карты и бегал за женщинами. В одну длиннуюночь тридцать лет назад, когда все честные люди были давно уже в своихпостелях, в дверь квартиры Филомены постучали. Она не испугалась. Это былименно тот тихий час, когда осторожные младенцы предпочитают появляться нагрешный свет. Поэтому она спокойно оделась и открыла дверь. За порогом стоялЛука Брази, чье имя уже тогда наводило страх. Было известно, что он холостяк.Теперь Филомена испугалась. Она подумала, что Лука пришел за ее мужем, что мужпо своей глупости отказал Луке в какой-то мелкой услуге.

Но Лука пришел по обычному для нее делу. Он сказал, чтохочет взять ее к женщине, которая вот-вот должна родить. Филоменапочувствовала, что здесь что-то не так. Лицо Брази горело огнем безумия,чувствовалось, что в него вселился дьявол. Она пыталась протестовать, сказала,что принимает роды только у женщин, которые консультировались с ней во времябеременности, но он ткнул ей в лицо пригоршню зеленых долларов и грубо приказалидти за ним. Она была слишком испугана и не могла ему отказать.

На улице их поджидал «форд», за рулем которого сидел пареньтакого же типа, что и Лука Брази. Через тридцать минут они подъехали кмаленькому кирпичному домику в Лонг-Айленде. Это был домик, рассчитанный на двесемьи, но теперь его населяли Брази и его банда. На кухне несколько парней пилии играли в карты. Брази повел Филомену наверх, в спальню. На кровати лежаламолодая красивая женщина, по виду ирландка, с накрашенным лицом, красными волосамии раздутым животом. Молодая женщина была очень испугана. Перекошенноененавистью лицо Брази было самым уродливым, что пришлось видеть Филомене за еедолгую жизнь (тут Филомена снова перекрестилась).

Короче, Брази вышел из комнаты. Двое из его людей помоглиакушерке, и ребенок благополучно родился. Мать, обессиленная, заснула робкимсном. Позвали Брази, и Филомена протянула ему завернутого в простыни младенца.

— Возьми его, если ты отец. Работа сделана.

Брази сверкнул глазами, на лице его снова появилось выражениебезумия.

— Да, я его отец, — сказал он. — Но я хочу,чтобы все это племя подохло. Снеси его в подвал и сожги его в печке.

Филомене показалось, что она неправильно поняла. Ее удивилопроизнесенное им слово «племя». Что он имел в виду? Что мать ребенка неитальянка? Что она проститутка? Или он запрещает жить всему, что происходит отнего? Она подумала, что он просто жестоко шутит, и ответила коротко:

— Это твой ребенок, делай с ним, что хочешь.

Она снова попыталась всучить ему сверток. В это время проснуласьмать ребенка и повернулась к ним. Она успела увидеть, как Брази ударяет кулакомпо свертку, убивая только что родившегося ребенка на груди у Филомены. Женщиназакричала:

— Лук, Лук, я раскаиваюсь!

Брази повернулся к ней. Это, по словам Филомены, былоужасное зрелище. Они напоминали обезумевших животных. В них не было ничегочеловеческого. В комнате стало душно от ненависти, которая исходила от них. Вэтот момент не существовало ничего другого, даже только что родившегосяребенка. И вместе с тем, там витала какая-то непонятная страсть. Бразиповернулся к Филомене:

— Делай, что я велел, — сказал он. — Явознагражу тебя.

Со страху Филомена не могла говорить. Она отрицательнопокачала головой. Потом ей удалось прошептать:

— Сделай это сам, ты отец, делай, что хочешь.

Но Брази не ответил. Он вытащил из-за пояса нож.

— Я зарежу тебя, — сказал он.

Филомена не помнила, как она очутилась в подвале, рядом сквадратной железной печью. Она все еще держала в руке сверток с младенцем,который не издавал ни писка (быть может, он был еще жив и ущипни его Филомена,заплакал бы; это, возможно, смягчило бы сердце чудовища).

Один из людей Брази открыл дверцу печи, и показались языкипламени. Потом все вышли, и они остались в воняющем мышами подвале наедине сБрази. Он снова вытащил нож. Не было сомнений, что он собирается убить ее. Лицоего казалось лицом дьявола. Он подтолкнул ее к раскрытой печи.

Здесь Филомена замолчала. Она скрестила на груди костлявые рукии посмотрела прямо на Майкла. Он знал, чего она хотела. Знал, что она хочет безслов рассказать ему. Он осторожно спросил:

— Ты это сделала?

Она кивнула головой.

Только выпив еще стакан вина, перекрестившись и пробормотавмолитву, она сумела продолжить свой рассказ. Она получила пачку денег и ееотвезли домой. Она поняла, что стоит ей только заикнуться о ночномпроисшествии, и ее песенка спета. Но через два дня Брази убил ирландку, матьребенка, и его арестовали. Филомена сходила с ума от страха: она решила пойти ккрестному отцу и обо всем ему рассказать. Дон Корлеоне приказал ей молчать иобещал все уладить. В то время Брази еще не работал на дона Корлеоне.

Еще до того, как дон Корлеоне собирался уладить дело, ЛукаБрази пытался покончить жизнь самоубийством, перерезав вены куском стекла. Егоперевели в тюремную больницу, и не успел он выздороветь, как дон Корлеоне и всамом деле уладил все с полицией. Доказательств вины Луки не было и еговыпустили на свободу.

Несмотря на то, что дон Корлеоне успокоил Филомену, с тоговремени она не знала покоя. Она заболела нервным расстройством и не моглабольше работать акушеркой. Ей удалось уговорить мужа продать лавку, и онивернулись в Италию. Ее муж был добрым человеком; она ему все рассказала, и онпонял. Но он был в то же время человеком слабым, и вскоре от заработанногокаторжным трудом состояния ничего у них не осталось. После его смерти она пошлав прислуги. Кончив свой рассказ, Филомена выпила еще один стакан вина и сказалаМайклу:

— Твой отец великий человек. Он всегда посылал мнеденьги, он спас меня от Брази. Передай ему, что я каждый день молюсь за него, ион не должен бояться смерти.

Когда она ушла, Майкл спросил дона Томасино:

— Это правда?

Капо- мафиозо кивнул головой. «Неудивительно, что никтоне хотел мне этого рассказывать», — подумал Майкл.

Солнце Сицилии, напоминающее по утрам огромный лимон,заполнило собой спальню. Майкл проснулся и, почувствовав прижавшееся к немушелковое тело Апполонии, осторожно разбудил ее. Он успел изучить ее всю, но непереставал удивляться совершенству ее тела.