— Вот что значит любовь! — в один голос сказалиоба Фонтейна, переглянулись и с глубокомысленным видом покачали головой.

Когда Эшли, взяв коляску тетушки Питти, поехал на вокзалпроводить товарищей, Мелани взволнованно схватила Скарлетт за руку.

— В каком ужасном состоянии у него форма! Как тыдумаешь, он очень удивится, когда я преподнесу ему мундир? Как жаль, что у меняне хватило материи и на бриджи!

Упомянув о мундире, Мелани наступила Скарлетт на любимуюмозоль. Ведь Скарлетт так бы хотелось самой преподнести Эшли этотрождественский подарок. Серое офицерское сукно ценилось теперь буквально на весзолота, и Эшли носил форму из домотканой шерсти. Даже грубые сорта тканей сталиредкостью, и многие солдаты надели снятую с пленных янки форму, перекрашенную втемно-коричневый цвет краской из ореховой скорлупы. Но Мелани необычайноповезло — судьба послала ей серого сукна на мундир: чуть коротковатый, правда,но все же мундир. Работая в госпитале сиделкой, она ухаживала за одним юношейиз Чарльстона и, когда он умер, отрезала у него прядь волос и послала егоматери вместе со скудным содержанием карманов этого бедняги, прибавив от себянесколько строк о его последних часах и умолчав о перенесенных им страданиях.Между женщинами завязалась переписка, и, узнав, что у Мелани муж на фронте,мать покойного послала ей приготовленный для сына кусок серого сукна вместе смедными пуговицами. Это было великолепное сукно, плотное, шелковистое, явноконтрабандное и явно очень дорогое. Сейчас оно уже находилось в руках портного,Который, подгоняемый Мелани, должен был закончить мундир к утру первого днярождества. Скарлетт не пожалела бы никаких денег еще на один кусок материи,чтобы форма была полной, но в Атланте раздобыть что-либо подобное былоневозможно.

Скарлетт тоже приготовила рождественский подарок для Эшли,но великолепие мундира затмевало его, делая просто жалким. Это был небольшойфланелевый мешочек с принадлежностями для починки обмундирования — двумякатушками ниток, маленькими ножницами и пачкой драгоценных иголок, привезеннойРеттом из Нассау; к этому она присоединила три льняных носовых платка,полученных из того же источника. Но ей хотелось подарить Эшли что-нибудь болееинтимное, что-нибудь из таких вещей, какие только жены дарят мужьям: рубашку,перчатки, шляпу. Особенно шляпу. Это маленькое плоское кепи выглядело так нелепоу него на голове! Кепи вообще не нравились Скарлетт. Правда, НесокрушимыйДжексон вместо широкополой шляпы тоже носил кепи, но от этого они нестановились элегантней. Однако в Атланте продавались грубые войлочные шляпы, аони выглядели еще более нелепочем кепи.

Мысль о шляпах заставила Скарлетт вспомнить про РеттаБатлера. Вот у кого много шляп: широкополые летние, высокие касторовые дляторжественных случаев, маленькие охотничьи шапочки и фетровые шляпы с широкими,мягкими полями — светло-коричневые, черные, голубые. На что ему столько шляп? Аее драгоценный Эшли ездит под дождем в этом своем кепи, и капли стекают ему заворотник!

«Я выпрошу у Ретта его новую черную фетровую шляпу, —решила она. — Обошью ее по краям серой лентой, вышью на тулье инициалыЭшли, и получится очень красиво».

Она задумалась на минуту. Это будет не так просто —выпросить у Ретта шляпу без всяких объяснений. Но не может же она сказать ему,что шляпа нужна ей для Эшли. Он поднимет брови с этим своим мерзким выражением,которое появляется у него на лице, стоит ей только упомянуть имя Эшли, и почтинаверняка откажется выполнить ее просьбу. Не беда, она придумает какую-нибудьжалостливую историю про раненого из госпиталя, оставшегося без шляпы, а Реттусовсем не обязательно знать правду.

Весь день она использовала всевозможные уловки, чтобыулучить минуту и побыть с Эшли наедине, но Мелани не оставляла его ни намгновение, да и Милочка и Индия ходили за ним по пятам по всему дому, и ихбесцветные глаза под бесцветными ресницами сияли от счастья. Даже сам ДжонУилкс, явно гордившийся сыном, был лишен возможности спокойно потолковать с нимс глазу на глаз.

Все это продолжалось и за ужином, когда Эшли буквальнозасыпали вопросами о войне. О войне! Кому это интересно? Скарлетт казалось, чтои Эшли самому не хотелось углубляться в эту тему. Он говорил много, оживленно,часто смеялся и полностью завладел вниманием всех присутствующих, чего, какпомнилось Скарлетт, никогда прежде не делал, но вместе с тем рассказывал овойне мало и скупо. Он шутил, вспоминая забавные истории про своих товарищей,посмеивался над маскировками, с юмором описывал длинные переходы под дождем, спустым желудком и очень живо изобразил, как выглядел генерал Ли, когда он,после поражения при Геттисберге, появился перед ними на коне и вопросил: «Вывсе из Джорджии, джентльмены? Ну, без вас, джорджианцы, нам не преуспеть!» УСкарлетт мелькнула мысль, что Эшли так лихорадочно все говорит и говорит толькодля того, чтобы помешать задавать ему вопросы, на которые он не хочет отвечать.Когда она замечала, как он опускает глаза или отводит их в сторону подпристальным, встревоженным взглядом отца, в ее сердце тоже закрадываласьнеясная тревога: почему Эшли такой, что у него на душе? Но эта Тревога тут жерассеивалась, ибо Скарлетт была слишком переполнена радостью и страстнымжеланием остаться с Эшли вдвоем.

Однако радость эта начала меркнуть, и Скарлетт почувствовалахолодок в душе, когда все, собравшиеся в кружок у камина, стали понемногузевать, и мистер Уилкс с дочерьми отбыл в гостиницу, а Эшли и Мелани, миссПиттипэт и Скарлетт, предводительствуемые дядюшкой Питером со свечой в руке,поднялись по лестнице наверх. До этой минуты Скарлетт казалось, что Эшлипринадлежит ей, только ей, хотя им и не удалось перемолвиться ни словомнаедине. Но когда они остановились, прощаясь, на галерее в холле, Скарлеттзаметила, как Мелани вдруг вся залилась краской и у нее задрожали руки, словноот волнения или испуга, как она смущенно опустила глаза, а лицо ее сияло. Онатак и не подняла глаз, когда Эшли уже распахнул перед ней дверь спальни, —только быстро скользнула внутрь. Эшли торопливо пожелал всем спокойной ночи искрылся, не поглядев на Скарлетт.

Дверь за ними захлопнулась, а Скарлетт все еще стояла воцепенении, и ее внезапно охватило чувство безысходности. Эшли больше непринадлежал ей. Теперь он принадлежит Мелани. И пока Мелани жива, он будетудаляться с ней в спальню и дверь за ними будет захлопываться, отъединяя их отвсего мира.

И вот уже подошло время Эшли возвращаться назад в Виргинию —к долгим походам по раскисшим дорогам, к привалам на тощий желудок на снегу, кстраданиям, лишениям и опасностям, — туда, где его стройное тело, егогордая белокурая голова в любое мгновение могли быть уничтожены, растоптаны,как букашки под чьей-то небрежной стопой. Неделя призрачного, мерцающегосчастья, каждый час которой был прекрасен и наполнен до краев, осталась позади.

Они пролетели быстро, эти дни, напоенные ароматом сосновыхветок и рождественской елки, в трепетном свете елочных свечей, в сверканииблесток и мишуры, — пролетели как во сне, где каждая минута жизни равнаодному сердцебиению. В эти головокружительные дни радость сплеталась с болью, иСкарлетт жадно старалась не упустить ни единого мгновения, чтобы потом, когдаЭшли уже не будет с нею, из месяца в месяц перебирать их в памяти, черпая в нихутешение, снова и снова вспоминать каждую мелочь: пение, смех, танцы, какие-томаленькие услуги, оказанные ею Эшли, его желания, предвосхищенные ею, улыбки вответ на его улыбки, молчание, когда он говорит, а она следит за ним глазами,чтобы каждая линия его стройного тела; каждое движение бровей, каждая складка вуглах губ неизгладимо запечатлелись в памяти: ведь неделя проносится такбыстро, а война длится целую вечность.