– Ты была звездой уже до того, как попала в Голливуд. –Он вспомнил, как она пела в ресторанчике у Гарри. – Может быть, когда всеутихнет, ты сможешь вернуться туда.

– Не думаю, что мне захочется, – сказала она тихимголосом, и глаза у нее стали грустными, – тот мир слишком жесток.

Но если не работать в Голливуде, тогда что же ей делать? Онаумела петь и играть в кино. А теперь боялась показаться на людях. Гаррипредложил ей старую работу в клубе, но она не могла принять от него эту жертву.

– Не будут же люди помнить этот процесс вечно. Он забудетсятак же, как вчерашние новости. – Тут Спенсер вспомнил звонок сенатора и судивлением подумал, что же все-таки тому было нужно.

Принесли обед, и Спенсер, наблюдая, как она грустно ковыряетв тарелке, спросил, о чем она думает. В ответ Кристел улыбнулась сквозь слезы:

– Я подумала, что ужасно хочу домой. Но у меня теперьнет дома.

Он тоже невесело рассмеялся. Вот это истинная правда. Ейнекуда и не к кому идти. Перл предложила жить с ней, но Кристел не захотела еестеснять, да она и не знала, останется ли в Сан-Франциско. Сейчас ее планы вомногом зависели от Спенсера.

– Давай на несколько дней съездим в долину. Мы незадержимся там, только проведаем Бойда с Хироко. Тебе надо собраться с мыслями.Прошло всего два дня. Давай завтра же поедем в долину.

Она думала, глядя на него, а потом согласно кивнула:

– А как же ты? Ты же не можешь ухаживать и заботитьсяобо мне всю жизнь.

– А я бы так хотел этого, – прозвучал его шепот втишине гостиничного номера.

– У тебя также есть кое-какие дела в Вашингтоне, ведьтак? Они и так уже, наверное, не блестящие после того, как я вытащила тебя натри месяца. Мне кажется, тебе придется чертовски дорого за это заплатить. – Онаподумала об Элизабет, не понимая, какие же у них со Спенсером отношения. Онаникак не могла уяснить, что они значат друг для друга, а Спенсер если и заводилоб этом разговор, то очень редко. Она знала, что он все еще женат. Теперь,когда Эрни не стало, она оказалась свободной, чего нельзя сказать о Спенсере.Тень его жены все еще маячила между ними, во всяком случае, в воображенииКристел.

Спенсер позвонил жене один раз и оставил сообщение, чтонаходится в Сан-Франциско, но не уточнил, что остановился в «Фэрмонте». Он ещене был готов к разговору с ней. И не хотел, чтобы она волновалась, еслипозвонит ему в гостиницу в Лос-Анджелесе и ей сообщат, что он уехал в тот жедень, когда был вынесен приговор. Он прекрасно понимал, что подумает жена, ноне хотел ни отрицать этого, ни спорить с ней. Отношения его с Кристел не должныее касаться. Он вспомнил угрозу жены, которую она выпалила, когда он собиралсяуезжать, и с удивлением подумал: неужели она действительно теперь разведется сним?

Он сообщил Кристел, что потерял работу, и сказал этобеззаботным тоном, но она в ужасе уставилась на него:

– Не может быть!

– Может!

– Боже мой, мы оба теперь безработные! – Оназасмеялась, но ее охватило чувство вины.

Только сегодня утром он говорил ей о том, как ему нравилосьработать в правительственном аппарате. Что же теперь он будет делать? Спенсерсказал ей о звонке сенатора, и она стала настаивать, чтобы он перезвонил ему.

– Может, тебе выставить свою кандидатуру в парламент?

– Может быть. А может быть, я еще немного подрасту истану судьей, как мой отец, – улыбнулся он. Все это казалось емувторостепенным. Главное, что Кристел спасена и они вместе. За девять лет ихотношения нисколько не изменились. Он любил ее и не хотел больше потерять.

Они полночи проговорили о его увлечении политикой, офильмах, в которых она снималась, а потом перешли на другие темы: о детях, особаках, поговорили о Бойде с Хироко. Кристел очень хотела повидать друзей.Спенсер взял напрокат машину: они собирались выехать очень рано. Кристел гореланетерпением увидеть Джейн. Она не видела девочку с тех пор, как уехала изСан-Франциско. Теперь ей уже семь лет, и она, наверное, совсем не помнитКристел.

Потом наконец они легли в постель и несколько часовотдавались друг другу с невероятной нежностью. Казалось, в этих бесконечныхмгновениях растворялись все годы, когда им приходилось жить далеко друг от друга.Они были одним целым, когда, наконец успокоившись, мирно уснули, как дети,крепко обнявшись.

На следующий день, когда он гнал машину на север, Кристелсидела рядом и, мурлыча себе под нос, подпевала мелодии, лившейся из приемника.Спенсер улыбался, думая о том, как все-таки хорошо быть рядом с ней. Она неделала ему замечаний, не заставляла восхищаться видами, ни на что не жаловаласьи ни о чем не просила. Невольно он подумал об Элизабет и, сравнивая двухженщин, все больше понимал, насколько они разные. Кристел всегда была мечтой,почти никогда не досягаемой, скользила у него, как песок между пальцами, быламиражем, как бы ясно он ее себе ни представлял. Он знал, что именно этот миражему нужен больше всего на свете.

Когда они проехали Золотые Ворота, солнце поднялось высоко внебе. Все вокруг стало ярким и зеленым после зимнего дождя, который вымыл холмыи равнины, заставив их сверкать под бескрайним небом такого же цвета, как глазау Кристел. Она смотрела на него, спокойная и умиротворенная, и оба ониулыбались. Он вез ее в долину, им было так хорошо вместе, что даже словаказались лишними.

Она показала ему дорогу, и на этот раз он вспомнил, гдеживут Вебстеры. Чувствуя, что сердце готово вырваться из груди, Кристелпересекла маленький садик и позвонила в дверь. Долго никто не открывал, а потомвышла маленькая девочка, и на глазах у Кристел выступили слезы.

– Привет! – Малышка смотрела на нее, и они обадогадались, что это, конечно же, Джейн. У нее были такие же глаза, как уматери, и темные рыжевато-каштановые волосы.

– Вы кто?

– Меня зовут Кристел, я подруга твоей мамочки. Спенсервзял Кристел за руку. В глазах девочки не было ни капли страха.

– Она на кухне, готовит завтрак.

– Можно нам войти?

Малышка кивнула и отступила в сторону. В комнате ничего неизменилось. Ясно было, что они все так же бедны. По стенам были развешаныфотографии Джейн и те самые открытки с видами Японии, которые Хироко привезла ссобой. Комнатка была чистенькой. С полными слез глазами Кристел преодолеланесколько ступенек, ведущих в кухню, и остановилась, глядя на подругу. Хирокочто-то напевала себе под нос и повернулась, ожидая увидеть Джейн. Глаза у неерасширились от удивления. С радостным криком женщины бросились друг к другу идолго стояли, обнявшись. Казалось, годы, разделявшие их, исчезли так же, какэто было со Спенсером. Они не виделись тысячу лет, но их дружба от этого нестала меньше.