Юстас метнул в него угрожающий взгляд, чтобы он не порочилРойса в глазах Дженнифер, но Гэвин, чересчур озабоченный проблемою леди Анны,не заметил.

— Что я еще мог бы сделать, чтобы завоевать ее? — настаивалон.

— Я знаю! — воскликнула Дженнифер. — Стихи! Вы можетепригласить ее встретиться… и прочитать поэму… которую особенно любите.

Ройс насупился, пытаясь припомнить какую-нибудь поэму, новспомнил только одно:

Жил-был парень по имени Мей, Хорошо б его бросить в ручей…

Гэвин помрачнел и покачал головой:

— По-моему, я ни одной и не знаю. А! Ройс мне как-то читал.Она начинается вот как: «Жил-был парень по имени…»

— Гэвин! — завопил Ройс, но, когда лицо Дженни заледенелопри звуке его голоса, продолжал поспокойнее:

— Это… м-м-м… не того рода поэма, какую имела в виду ледиДженнифер.

— Так что же мне делать? — не отступал Гэвин, и в надежде,что его идол придумает более подобающий мужчине способ произвести впечатлениена леди, спросил Ройса:

— Как вы поступили, когда в первый раз пожелали очароватьледи… или вы тогда уже были рыцарем и могли показать ей свое искусство на полечести?

Лишившись возможности и дальше тайком наблюдать заДженнифер, Ройс подошел и остановился с ней рядом, уткнувшись плечом в стойкукамина.

— Тогда я еще не был рыцарем, — насмешливо отвечал он,принимая поднесенную слугой кружку с элем.

Дженнифер перехватила лукавые взгляды, которыми обменялисьРойс со Стефаном, но не пожелала интересоваться подробностями, о которыхнастойчиво расспрашивал Гэвин.

— Сколько вам было лет?

— Насколько я помню, восемь.

— И что вы делали, чтобы добиться ее внимания?

— Я… э-э-э… устроил состязания со Стефаном и Годфри, чтобыпоразить девочку мастерством, которым особо гордился в ту пору.

— Какие именно состязания? — с живейшим интересом спросилаледи Элинор.

— Соревнование, кто дальше плюнет, — коротко отвечал Ройс,следя, не улыбнется ли Дженни над его детскими дурачествами.

— И ты выиграл? — смеясь, спросил Юстас.

— Разумеется, — сухо заявил Ройс. — В то время я мог плюнутьдальше любого мальчишки в Англии. А кроме того, — добавил он, —предусмотрительно подкупил Стефана с Годфри, заключив с ними сделку.

— Я, пожалуй, пойду, — вежливо проговорила Дженни, вставая.

И Ройс вдруг решил выложить перед всей компанией новости, неутаивая их больше от Дженнифер, раз уж о том зашла речь.

— Дженнифер, — обратился он к ней со сдержанной придворнойлюбезностью, — состязание, которое здесь ежегодно проводится, в этом году должностать настоящим полномасштабным турниром. В духе нового договора о перемириимежду двумя нашими странами Генрих с Иаковом решили, что к участию в нем будутприглашены шотландцы.

В отличие от состязаний, когда два рыцаря соревновались всвоем мастерстве, турнир представлял собой подлинное показательное сражениедвух вооруженных команд, которые неслись друг на друга с разных концов поля,хотя размеры и виды оружия были ограничены. Но даже когда противники не питалидруг к другу злобной ненависти, турниры грозили такой же опасностью, как ичетыреста лет назад, и церковники добились их запрещения почти на два века.

— Сегодня от Генриха прибыл гонец с подтверждением внесенныхв правила изменений, — добавил Ройс и, поскольку она по-прежнему созерцала егос вежливым равнодушием, многозначительно заключил:

— Решение это было принято нашими королями в моментзаключения перемирия.

И только когда он добавил: «И я буду участвовать», — Дженни,кажется, осознала всю важность сказанного, бросила на него презрительныйвзгляд, отвернулась и вышла из зала. Ройс посмотрел вслед, потом в полномрасстройстве пошел за ней и догнал в тот момент, когда она уже открывала дверьсвоей спальни.

Он сам распахнул перед Дженнифер дверь, вошел и закрыл ее засобой. В присутствии рыцарей она промолчала, но теперь, наедине, обрушилась нанего с резкостью, превосходящей скандал в ночь убийства Уильяма.

— Как я догадываюсь, рыцари с юга Шотландии должныучаствовать в сем небольшом развлечении?

— Да, — скованно отвечал он.

— И это уже будет не состязание? Теперь это будет турнир? —добавила она. — И, разумеется, именно потому вы собираетесь принять в немучастие?

— Я собираюсь принять в нем участие потому, что мне такприказано!

Гнев схлынул с ее лица, оставив его белым словно бумага исовершенно лишенным надежды. Она передернулась.

— У меня есть другой брат; я не люблю его так, как любилаУильяма, но он хотя бы доставит вам несколько больше хлопот, прежде чем выубьете его. Он почти вашего роста. — Подбородок ее дрожал, глаза блестели отслез. — А потом еще есть мой отец; он старше вас, но очень искусный рыцарь. Егосмерть доставит вам удовольствие. Надеюсь, — страдальчески проговорила она, —вы найдете в душе… найдете возможным, — поправилась Дженни, давая понять, чтоне считает, будто у него есть душа, — не убивать мою сестру.

Она — все, что у меня осталось.

Понимая, что она не захочет терпеть его прикосновение, Ройсвсе же не мог удержаться и обнял ее. Она окаменела, но не сопротивлялась, и онприжал к груди ее голову, чувствуя под ладонью атласные волосы, и хрипловымолвил:

— Дженнифер, прошу тебя, не надо, пожалуйста! Не убивайсятак. Плачь ради Бога. Кричи на меня, но не смотри как на убийцу.

И тут он понял.

Он точно понял, когда полюбил ее и как это произошло.

Память вернула его на поляну, где ангел, одетый, как паж,взглянул на него сияющими синими глазами и тихонько сказал: «Я думаю, чтолегенды, сложенные о вас, лгут. Все, что они говорят о ваших деяниях… неправда. Я не верю».

Теперь она верит всем россказням о нем и имеет на то вескиеоснования. Мысль эта пронзила Ройса болью, которая оказалась стократ хуже любойкогда-либо нанесенной ему раны.

— Заплачь, — шептал он, поглаживая блестящие волосы, — тебестанет легче. — Но сердцем знал, что предлагает ей невозможное. Она стольковытерпела и так долго удерживала в себе слезы, что Ройс сомневался, способно личто-то заставить ее их пролить. Она не плакала, рассказывая о своей умершейподруге Бекки, не плакала над мертвым Уильямом и она не будет рыдать передмужем, которого ненавидит. Нет.