И одиноким стал твой дом,

И пусто за твоим окном,

И меркнет свет, и молкнут звуки,

И новой муки ищут руки,

И если боль твоя стихает —

Значит, будет новая беда.

Я сам этого хотел. Сам добивался. И теперь нена кого пенять. Вместо того чтобы рассуждать весь вчерашний вечер с Семеном осложностях мирового противостояния Добра и Зла, надо было остаться со Светой.Чем смотреть волком на Гесера и Ольгу с их лукавой правдой — отстаивать свою. Ине думать, никогда не думать о том, что победить невозможно.

Стоит так подумать — и ты уже проиграл.

Кто виноват, скажи-ка, брат,

Один женат, другой богат,

Один смешон, другой влюблен,

Один дурак, другой твой враг.

И чья вина, что там и тут

Друг друга ждут и тем живут,

Но скучен день, и ночь пуста,

Забиты теплые места,

И меркнет свет, и молкнут звуки,

И новой муки ищут руки,

И если боль твоя стихает —

Значит, будет новая беда.

Кто виноват, и в чем секрет,

Что горя нет и счастья нет,

Без поражений нет побед,

И равен счет удач и бед.

И чья вина, что ты один,

И жизнь одна, и так длинна,

И тaк скучна, а ты все ждешь,

Что ты когда-нибудь умрешь.

— Вот уж нет, — прошептал я, стаскиваянаушники. — Не дождетесь.

Нас так долго учили — отдавать и ничего небрать взамен. Жертвовать собой ради других. Каждый шаг — как на пулеметы,каждый взгляд — благороден и мудр, ни одной пустой мысли, ни одного греховногопомысла. Ведь мы — Иные. Мы встали над толпой, развернули свои безупречночистые знамена, надраили хромовые сапоги, натянули белые перчатки. О, да, всвоем тихеньком мирке мы позволяем себе все что угодно.

Любому поступку найдется оправдание, честное ивозвышенное. Уникальный номер: впервые на арене мы — в белом, а все вокруг — вдерьме.

— Надоело!

Горячее сердце, чистые руки, холодная голова…Не случайно же во время революции и гражданской войны Светлые почти в полномсоставе прибились к ЧК? А те, кто не прибился, большей частью сгинули. От рукТемных, а еще больше — от рук тех, кого защищали. От человеческих рук. Отчеловеческой глупости, подлости, трусости, ханжества, зависти. Горячее сердце,чистые руки. Голова пусть остается холодной. Иначе нельзя. А вот с остальным несогласен. Пусть сердце будет чистым, а руки горячими. Мне так больше нравится!

— Не хочу вас защищать, — сказал я в тишинулесного утра. — Не хочу! Детей и женщин, стариков и юродивых — никого, живите,как вам хочется. Получайте то, чего достойны! Бегайте от вампиров, поклоняйтесьТемным магам, целуйте козла под хвост! Если заслужили — получайте! Если моялюбовь меньше, чем ваша счастливая жизнь, я не хочу вам счастья!

Они могут и должны стать лучше, они нашикорни, они наше будущее, они наши подопечные. Маленькие и большие люди,дворники и президенты, преступники и полицейские. В них теплится Свет, чтоможет разгореться животворящим теплом или смертоносным пламенем…

Не верю!

Я видел нас всех. Дворников и президентов,бандитов и ментов. Видел, как матери избивают сыновей, а отцы насилуют дочерей.Видел, как сыновья выгоняют матерей из дома, а дочери подсыпают отцам мышьяк.Видел, как, едва закрывая за гостями дверь, не прекращающий улыбаться муж бьетпо лицу беременную жену. Видел, как, закрывая дверь за пьяненьким мужем,выбежавшим в магазин за добавкой, жена обнимает и жадно целует его лучшегодруга. Это очень просто — видеть. Надо лишь уметь смотреть. Потому нас и учатраньше, чем учить смотреть сквозь сумрак, — нас учат не смотреть.

Но мы все равно смотрим.

Они слабые, они мало живут, они всего боятся.Их нельзя презирать и преступно ненавидеть. Их можно только любить, жалеть иоберегать. Это наша работа и долг. Мы — Дозор.

Не верю!

Никого не заставишь совершить подлость. Вгрязь нельзя столкнуть, в грязь ступают лишь сами. Какой бы ни была жизньвокруг, оправданий нет и не предвидится. Но оправдания ищут и находят. Всехлюдей так учили, и все они оказались прилежными учениками.

А мы, наверное, лишь лучшие из лучших.

Да, наверное, да, конечно, были, есть и будутте, кто не стал Иным, но ухитрился остаться Человеком. Вот только их мало, такмало. А может быть, просто, мы боимся посмотреть на них пристальнее? Боимсяувидеть то, что может открыться?

— Ради вас — жить? — спросил я. Лес молчал, онбыл заранее согласен с любыми моими словами.

Почему мы должны жертвовать всем? Собой итеми, кого любим?

Ради тех, кто никогда не узнает и никогда неоценит? А если даже узнает, единственное, что мы заслужим — удивленноепокачивание головы и возглас: «Лохи!»

Может быть, стоит однажды показатьчеловечеству, что это такое — Иные? Что может один-единственный Иной, нескованный Договором и вырвавшийся из-под контроля Дозоров?

Я даже улыбнулся, представив себе всю картину.

Картину в общем, а не себя в ней: меня-тоостановят быстро. Как любого великого мага или великую волшебницу, что решатнарушить Договор и откроют перед миром мир Иных.

То-то будет шума!

Никакие инопланетяне, высадившиеся в Кремле иБелом Доме одновременно, такого не натворят.

Нет, конечно.

Не мой это путь.

И, в первую очередь, потому что не нужна мневласть над миром или всеобщий переполох.

Я одного хочу: чтобы женщину, которую люблю,не заставляли жертвовать собой. Потому что путь Великих — это именно жертва. Течудовищные силы, которые они обретают, меняют их без остатка.

Мы все — не совсем люди. Но мы хотя бы помним,что были людьми. И можем еще радоваться и грустить, любить и ненавидеть.Великие маги и волшебницы уходят за пределы человеческих эмоций. Наверное, онииспытывают какие-то свои, вот только нам их не понять. Даже Гесер, маг внеклассификации, не Великий. Ольга так и не смогла стать Великой.

Что-то они напортачили. Не вытянулиграндиозную операцию по борьбе с Тьмой.