— Федор, ты, пожалуйста, кончай валять дурака. У меня и такс утра голова раскалывается.

— Пил?

— А то нет! После твоих диких намёков насчёт моего Ивана явторую ночь не сплю.

— Что?

— Конечно, он все отрицает, говорил со мной вполне спокойно,логично.

— Что? — повторил старик.

— Это бред, Федор, от начала до конца, — Кольт повысил голосдо крика. — Никого мой Иван не убивал! И твою драгоценную Софи он пальцем нетронет. Он с неё пылинки сдувает.

Кольт кричал и беспокойно косился на тетради, пыталсяразобрать текст на мониторе ноутбука, но там появилась заставка.

Агапкин выключил компьютер.

— Не ори и не подглядывай! Всё равно ничего не поймёшь. Яспрашиваю, ты пил что? Коньяк?

— Да. «Нуар Ант», — Кольт тяжело вздохнул.

— Конечно, ты другого не пьёшь, миллион долларов бутылка.

— Не миллион. Всего лишь восемьсот пятьдесят долларов.

— Что ж так дёшево? Всего восемьсот пятьдесят. Слушай, Пётр,ты намерен оставить вопрос с убийством Дмитрия открытым?

— Нет. Я сделаю всё, что могу. Обещаю. А теперь объясни мненаконец, каким образом тебя спас от расстрела покойный Глеб Иванович Бокия?

— Очень просто, — старик открыл одну из тетрадей и приблизилк лицу Кольта.

Пётр Борисович увидел аккуратные строчки цифр, букв,какие-то непонятные значки, рисунки. Старик тут же захлопнул тетрадь и ласковопогладил рыжую клеёнчатую обложку.

— Шифр, что ли? — спросил Кольт.

— Надо же, догадался, — хмыкнул Федор Фёдорович, — ты гений,Петя. Я в тебе не ошибся. Это один из самых хитрых шифров Глеба Ивановича. Онбыл мастер придумывать шифры. Кроме меня, ключа никто не знает. Никто на свете.

— И что же там?

— Материалы экспедиции двадцать девятого года вВуду-Шамбальские степи. Те самые материалы, которые сегодня все специалистысчитают навеки утерянными. Оригинала, правда, не существует. Он уничтожен. Вотединственная копия, но без меня это бессмысленный набор знаков.

— Ты решил расшифровать и перенести в компьютер?

— Да. Я пытаюсь это сделать.

— Почему не пытался раньше?

— Боялся, что узнают, захотят отнять. Зарежут, отравят,пристрелят.

— Кто?

— Желающие найдутся. Но теперь у меня есть ты, Пётр,сильный, умный, великодушный. Я верю, ты меня защитишь. И Софи тоже. Преждевсего её, а потом уж меня.

Кольт машинально кивнул, принялся разминать сигарету изадумчиво спросил:

— А что, Лаврентия Павловича тоже интересовал методСвешникова?

— Все, Пётр. Больше пока ничего не скажу.

— Нет, погоди, ты же говорил, что уже к тридцать девятому, послетого, как случайно расстреляли группу подопытных заключённых, вся эта историябыла окончательно забыта.

— Отстань.

Бутон прикатил столик с чаем и кофе. Старик спрятал тетрадив ящик. Взглянув на его лицо, на поджатые губы, сощуренные глаза, Кольт понял,что на сегодня тема закрыта, и всё-таки спросил:

— Ты решил расшифровать для неё?

— А для кого же ещё? Для тебя, что ли? — старик взял чашку истал медленно, маленькими глотками, пить ромашковый чай.

— Скажи, она действительно так похожа на дочь Свешникова? —тихо спросил Кольт.

— Тебе какое дело?

— Просто интересно.

Старик поставил чашку, развернулся в своём крутящемся креслеи уставился на Кольта. Глаза его вдруг стали молодыми, яркими, зоркими. ПётрБорисович выдержал этот немигающий взгляд. Целую минуту длилось молчание.Приковылял Адам, тявкнул пару раз, положил передние лапы и морду на коленистарику.

— Как ты думаешь, — спросил Агапкин и почесал пса за ухом, —когда этот прохвост Мельник привёл ко мне Софи, я сразу узнал её?

— Я думаю, ты заранее знал, кто она, и её появление здесьбыло твоей инициативой.

— Молодец. Правильно.

— Кстати, об этом ты мне тоже ещё не рассказывал.

— Изволь, расскажу. Я искал способ связаться с ней. Конечно,у меня был адрес, телефонные номера, но я всё никак не мог придумать, чтосказать? Кто я такой? Откуда взялся? Я знал о Дмитрии все, ну и о Софи,конечно, тоже. Она ещё в университете, на последних курсах, публиковаласьиногда в научных журналах. Я читал каждую её статью, и мне показалось, чтопрофессор Свешников вполне может попасть в круг её интересов. Естьбукинистический магазин медицинской книги, он один в Москве. Продавщицы — моидобрые приятельницы. Я попросил их, чтобы дали мне знать, если вдруг кто-нибудьпридёт искать информацию о Свешникове. Я ждал Софи, но сначала пришёл Мельник.И только потом мне удалось заставить его привести её.

— Погоди, скажи, а он, Мельник, не мог догадаться, кто она?— вдруг спросил Кольт, залпом допив свой кофе.

— Ещё не хватало! Он вообще ни черта не знает. Он изводилменя вопросами, я очень старался на них ответить, но не мог. Я, видишь ли,помню массу бытовых мелочей, но все самое интересное, важное забыл.

— Да, вначале ты и со мной играл в эти игры.

— Но потом перестал. Ты показался мне умным. Надеюсь, я неошибся. Ты первый, кому я сказал, что Таня завещала сыну отдать все только вродные руки.

— Таня знала, что у неё в России есть внук Дмитрий?

— Разумеется. Она даже видела его. Я дал ей такуювозможность. Она дважды приезжала в Москву в качестве туристки, в семидесятом ив семьдесят шестом, за три месяца до смерти. В последний раз они сидели рядом,на «Гамлете» в Театре на Таганке. Дмитрий был там с женой, кстати ужебеременной. То есть, можно сказать, Софи при этой встрече тоже присутствовала.

— Я не знал. Ты не рассказывал мне.

— А ты вообще знаешь ещё невероятно мало.

— Неужели Таня даже не пыталась заговорить с ним?

— Пётр, ты совсем дурак? Ты забыл, что здесь была советскаявласть? Дмитрий был сначала искренним комсомольцем, потом таким же искреннимкоммунистом, знаешь, с идеалами, с упрямой верой, что, несмотря на некоторыеперегибы при Сталине, идея прекрасна, система справедлива. К тому же он работалв закрытом НИИ, был засекречен. Представь, если бы к нему подошла пожилаябуржуазная дама, туристка из капиталистической Франции, и заявила: здравствуй,Димочка. Я твоя родная бабушка. Твой дед был одним из лидеров Белого движения,лютым врагом советской власти. Твой отец служил в СС и работал на английскуюразведку. Он бы в штаны наложил от страха и счёл это провокацией.