Зубов отлично помнил нервические намёки Агапкина, он дваждыпрослушивал запись, прежде чем отдать её Кольту. Из того, что болтал старик,Соня вряд ли сумела составить для себя более или менее чёткую картину. Агапкинтолько напугал её и озадачил, это обычная манера старца. Но два послания отНолика должны были внести некоторую ясность в тот тревожный хаос, которыйостался у неё в голове после встречи с Агапкиным.

Вероятно, в Гамбурге она провела бессонную ночь. В пять утраотправила послание некой Оксане.

«Оксюша, привет! Прости, что пишу и звоню так редко, ивсегда только по делу. Я сейчас в Германии. Без твоей помощи не обойдусь.Пожалуйста, позвони мне домой, там мама. Она передаст тебе банку с витаминами.Их принимал мой папа. Он умер две недели назад. Диагноз — острая сердечнаянедостаточность. Само собой, официально экспертизу оформлять не надо. Простосделай это для меня и напиши о результатах. Я почти уверена, внутри капсулименно витамины, ничего больше.

Целую тебя. С.Л.»

Проклятый старик заразил её подозрениями, так же как Кольта.Но для Кольта Дмитрий Лукьянов лишь промежуточное звено, чужой человек, а дляСони родной отец, которого она очень любила. Она не успокоится, пока не найдётответ. Именно об этом она думала всю ночь, перебирала разные варианты. И толькочто, уже здесь, в поезде, ответила Нолику.

«Нолик! Спасибо, ты умница, и я никогда в этом не сомневалась!Конечно, ты должен был стать историком, а не актёром.

Михаила Павловича Данилова мне самой искать вряд липридётся. Кажется, меня приведут к нему за руку. Из Гамбурга я еду на островЗюльт. Там лаборатория. Кому и зачем это нужно, я пока не поняла и не знаю, какко всему этому относиться.

Сейчас в голове у меня полнейшая путаница. Прежде всего хочупонять, почему умер папа? Он ведь тоже ездил на остров Зюльт, прожил десятьдней в гостинице. Я случайно нашла у него в кармане карточку гостя. Он хотелмне все рассказать, но не мог решиться. Я догадываюсь почему. Он оттягивал,откладывал этот разговор и в итоге не успел.

Нолик, дорогой мой, хороший, пожалуйста, не волнуйся. Яуверена, ничего плохого здесь со мной не случится. Возможно, даже наоборот. Нотолько для меня сейчас главное — папа.

Целую тебя, обнимаю, скучаю. Держись, не пей, продолжайразгадывать исторические ребусы. Мне это сейчас очень нужно.

Твоя Репчатая».

«Интересно, что она думает обо мне? Почему, зная уже такмного, не задаёт вопросов? — размышлял Зубов, изредка поглядывая на Соню поверхкниги. — Неужели подозревает, что я могу быть косвенно причастен к смерти еёотца? Вряд ли. Никакой враждебности по отношению к себе я не чувствую.Некоторое напряжение есть, но это вполне понятно. Мне повезло хотя бы в том,что старый неврастеник не сообщил ей, с кем её папа ужинал в ресторане впоследний вечер своей жизни. И хорошо, что сам Лукьянов не успел ничегорассказать, не назвал ей моего имени».

— Море, — сказала Соня, — смотрите, море с обеих сторон. Мыедем по знаменитой дамбе, самой длинной в Европе.

— Да, — кивнул Зубов и захлопнул книгу, — осталось минутдесять.

— Жалко, я не догадалась взять с собой роман Зигфрида Ленца.Сейчас бы перечитала с удовольствием. Он так ярко описал эти места, дамбу,остров, море. Я читала очень давно, но сейчас у меня такое чувство, будто яздесь уже бывала. Иван Анатольевич, почему вы сразу мне не сказали, что мы едемименно на остров Зюльт?

— Разве? Мне казалось, я говорил вам ещё тогда, в Москве, вресторане.

— Нет. Вы назвали Гамбург. Но теперь уж неважно. Там вгороде должен быть книжный магазин, попробую найти роман, заодно вспомнюнемецкий.

— Не найдёте, закажем по Интернету.

— Да, хорошая идея. А вы что читаете?

Она взяла книгу, пробежала глазами аннотацию, потом открыла,как раз там, где была дарственная надпись. Лицо её вытянулось, она закрылакнигу, отдала ему и спросила:

— Иван Анатольевич, вы служили в КГБ?

— Служил. Но вышел в отставку девять лет назад.

— Очень интересно. А чин у вас какой?

— Полковник.

— До генерала не захотели дослужиться?

— Хотел. Но пришлось уйти. Надо было кормить семью.

— Она у вас большая?

— Жена, двое сыновей, теперь ещё и внучка, плюс родители,мои и жены, пенсионеры.

— И вы один всех кормите?

— Сейчас уже не один. Старший сын стал неплохо зарабатывать,жене прибавили зарплату. Она преподаватель в педагогическом институте. Но вначале девяностых было очень трудно. А мне как раз предложили хорошую работу.

— Не жалеете?

— Нет.

Она помолчала немного.

— Значит, с Агапкиным Фёдором Фёдоровичем вы коллеги?

Поезд остановился. Зубов взял у Сони чемодан и спокойнопроизнёс:

— Агапкин? Не тот ли старец, о котором рассказывал БорисИванович Мельник?

— Он самый, — кивнула Соня и больше не задала ни одноговопроса.

Когда вышли на платформу, она поёжилась.

— Да, здесь правда холодней, чем в Гамбурге.

— Я предупреждал. Наденьте капюшон. Ну что, сразу едем влабораторию или всё-таки сначала в гостиницу?

— А можно в лабораторию?

— Неужели так не терпится посмотреть?

— Мгм.

— Хорошо. Только завезём ваш чемодан и мою сумку. Тут всеблизко. Остров совсем маленький.

— Да, я знаю.

Они доехали на такси за десять минут. Сидя с ней рядом назаднем сиденье, Зубов чувствовал, как она напряглась.

— Софья Дмитриевна, не хотите всё-таки отдохнуть немного?

— Я вовсе не устала.

На неё было жалко смотреть. Они вошли в уютный гостиничныйхолл. Соня вдруг застыла, испуганно огляделась. Она едва сдерживала слёзы.Зубов усадил её в кресло, быстро заполнил карточки на ресепшене. Когда онвернулся к ней, ему показалось, она сейчас грохнется в обморок.

— С вами всё в порядке?

— Да.

— Хорошо. Значит, заносим вещи и сразу спускаемся.

Она кивнула и пошла вслед за портье, который взял еёчемодан.