— Я пошёл к нашему лазарету, надеялся там добыть хотя бы бинтов,но по дороге упал, потерял сознание.

— Не мудрено, — кивнул Михаил Владимирович, — вы такмужественно держались. Есть предел человеческим возможностям. У вас, Федор,нервное истощение. Оттого и всякие мрачные глупости в голову лезут. Только непонимаю, почему был такой жар? Маслов сказал, сорок один градус.

— Это у меня с детства, от волнения всякий раз поднимаетсятемпература. В гимназии я даже пользовался этим, если не знал урока. Мне лобтрогали и сразу отпускали домой.

— А судороги? Сердцебиение?

— Маслов рассказал? Вы же знаете, он все преувеличивает.

— Они оба рассказывали, вместе с Потапенко. Он как раз,наоборот, все преуменьшает. Так что получилась вполне достоверная картина. Ониперепугались за вас, и мы тоже, когда вы так надолго пропали. Маслов сПотапенко пришли только на следующий день. Кстати, осмотрели мою ногу, осталисьдовольны. Заживает неплохо. И кресло принесли, теперь могу хотя быпередвигаться по квартире. Ну, а что же случилось с Осей, как вы думаете?

— Возможно, раскрылись цисты? Судя по описанию, похоже нато, что мы наблюдали у серой самки. Сердцебиение, одышка, лихорадка. Но дажеесли так, если они вывелись, то теперь, слава Богу, мы знаем, это несмертельно. Ося здоров.

— Однако почему это случилось именно в тот момент, когда онхотел прыгнуть со скалы? Ему, конечно, стало страшно. Но отказаться от своейбезумной затеи он уже не мог. Пережил тяжёлый шок. Пороть его некому, мерзавца!Придумал! Икамушу своего спасал! Сочинитель приключенческих романов! Послушайте,а может, паразит вообще ни при чём? Ведь с вами случилось примерно то же самое.Шок, жар, судороги.

— Да, симптомы похожи, а причины разные. Так часто бывает вмедицине, — спокойно произнёс Агапкин, опустил руку в клетку и прикоснулся кголове Григория Третьего, — надо продолжать опыты, иначе мы утонем в догадках.

— Да, Федор. Делать нечего. Придётся продолжать, — вздохнулпрофессор, — вот начну передвигаться на костылях, и продолжим потихоньку.

— Какая у него густая, мягкая шёрстка, — заметил Агапкин,поглаживая крысу, как котёнка, — глаза блестят. Задние лапки отлично двигаются,будто и не отнимались вовсе. Сколько ему лет, если перевести на человеческийсчёт?

— Да уж далеко за сто, должно быть.

— Ветхозаветные патриархи жили ещё дольше. Адам зачиналдетей, когда ему было восемьсот лет. Сын его Сиф стал отцом примерно в том жевозрасте. А всего Сиф прожил девятьсот двенадцать лет. До Великого потопасредняя продолжительность жизни была огромной, до тысячи у некоторых.

— Да, я тоже недавно стал перечитывать Ветхий Завет. Тамдаются точные цифры. Рекорд долгожительства поставил Мафусаил. Кажется, девятьсотсемьдесят. Внук его Ной жил уже меньше, всего девятьсот пятьдесят лет.

— А ведь наш паразит, вероятно, уже существовал тогда, доПотопа.

Профессор засмеялся:

— Вы решили, что это он им помог? Федор, опомнитесь, нестоит приписывать твари, даже такой древней и загадочной, как наш червь,полномочия Творца. Слышите, кажется, в дверь стучат.

— Да, верно, стучат. Михаил Владимирович, неужели вам нехочется взглянуть, что происходит у Григория в мозгах? Как они там поживают,наши маленькие таинственные друзья?

Агапкин говорил и смотрел на профессора, задумчиво улыбался.Он почти успокоился. Наваждение прошло. Он опять чувствовал себя здоровым исильным. Ему захотелось есть, спать, сходить в баню, хорошенько попариться,если, конечно, сейчас это возможно. Захотелось сию минуту увидеть Таню. Онабыла здесь, рядом, через две комнаты. Она кормила ребёнка. А муж её ушёлнавестить генерала Брусилова.

Неделю назад граната влетела в окно генеральской гостиной.Алексею Алексеевичу осколком раздробило ногу. Он лежал в лазарете.

«Сегодня к Брусилову, завтра на тайное офицерское собрание.А там, глядишь, и на Дон, воевать до последней капли крови».

— Федор, осторожно! — крикнул профессор. Агапкин не успелвыдернуть руку из клетки. Крыс подпрыгнул и вцепился зубами в его мизинец.

Остров Зюльт, 2006

Лаборатория находилась в пятнадцати минутах ходьбы, наберегу, там, где кончался пляж. Белое трёхэтажное здание с плоской крышей,филиал немецкой фармацевтической фирмы «Генцлер».

Пётр Борисович Кольт инвестировал солидную сумму висследования по разработке серии препаратов на основе каких-то особенныхводорослей, водившихся исключительно в этой части моря. Соня должна была войтив научную группу как независимый эксперт от инвестора. Зубов открыл своим ключом.

— Никого нет? — удивилась Соня.

— Сегодня суббота.

— И охраны никакой?

— Зачем? Здесь, на острове, даже двери вилл не всегдазапирают. Одно из самых спокойных мест в Германии, а возможно, во всей Европе.

Недавно кончился ремонт. Пахло краской. Многие комнаты былипустыми. Только столы, шкафы, стулья.

— Ещё не все оборудование завезли, — объяснил Зубов.

— Но что-то уже есть?

— Да, конечно. На втором этаже неделю назад начали работатьнемецкие химики.

Поднялись по лестнице, вошли в просторный кабинет. Тамстояли компьютеры, какие-то пробирки, банки, коробки. Широкое окно выходило наморе.

— Посмотрите, какой красивый отсюда вид, — сказал Зубов.

— Да, — кивнула Соня, но даже не взглянула в сторону окна.Её больше занимали пробирки на столе, электронные весы и шкаф с реактивами.

— Софья Дмитриевна, пойдёмте наверх. Там зона отдыха смаленьким зимним садом.

— Иван Анатольевич, вы идите, а я должна кое-что проверить.

— Вы что, прямо сейчас собираетесь начать работать?

— Нет. Не совсем. Может, вы всё-таки поднимитесь наверх? Илипокурите где-нибудь? Простите, но мне надо остаться одной, — она сняла куртку.

— Курить я не хочу, и наверху мне, в общем, делать нечего, —Зубов тоже снял куртку. — Я пришёл сюда только ради вас. Мне не терпитсяузнать, чем вы собираетесь тут заниматься, поэтому, уж простите, я останусь, свашего позволения.

— Ну ладно, хорошо, я объясню. — Она поставила свой портфельна стул, вытащила пластиковый пакетик. В нём лежала овальная коричневаятаблетка.