Он попытался оглядеться по сторонам, но вокруг стоялабсолютный, чернильный мрак. Однако неподалеку кто-то был. Вот уже полчаса, какАртем пришел в себя и, затаив дыхание, подслушивал странный разговор. У негопостепенно начинало рождаться понимание того, куда он попал. — Он шевелится, яслышу, — раздался хриплый голос, — я зову командира. Командир делает допрос.

Что-то прошуршало и стихло. Артем попробовал пошевелитьногами. Они тоже оказались скручены проволокой. Он попытался перекатиться надругой бок и уткнулся во что-то мягкое. Послышался протяжный, полный боли стон.— Антон! Это ты? — прошептал Артем.

Ответа не последовало. — Ага… Противники Великого червяочнулись… — насмешливо отметил кто-то в темноте. — Лучше бы уж вы в себя неприходили.

Это был тот самый надтреснутый мудрый голос, которыйпоследние полчаса неторопливо вел повествование о Великом черве и сотворениижизни. Сразу становилось ясно, что его обладатель отличается от остальныхжителей станции: вместо причудливых рубленых фраз он говорил обычными, развечуть напыщенными предложениями, да и тембр у него был вполне человеческий, нето что у других. — Кто вы? Отпустите нас! — с трудом ворочая языком, прохрипелАртем. — Да-да. Именно так все и говорят. Нет, к сожалению, куда бы вы нинаправлялись, ваше странствие окончено. Запытают и зажарят. А что поделаешь?Дикари… — равнодушно ответил голос из темноты. — Вы… тоже в плену? — догадалсяАртем. — Мы все в плену. Как раз вас сегодня освобождают, — хихикнул егоневидимый собеседник.

Антон снова застонал, завозился на полу, промычал что-тоневнятное, но в сознание так и не пришел. — Да что это мы с вами в темнотесидим? Прямо как пещерные люди!

Чиркнула зажигалка и огненное пятно осветило лицо говорящего— длинную седую бороду, грязные, спутавшиеся волосы, и серые насмешливые глаза,теряющиеся в сети морщин. На вид ему было не меньше шестидесяти лет. Он сиделна стуле по другую сторону железной решетки, которая разбивала комнату надвое.На ВДНХ тоже была такая: называлась она странно — «обезьянник», хотя обезьянАртем видел только в учебниках по биологии и детских книжках. На самом делепомещение использовалось как тюрьма. — Никак не могу к чертовой теменипривыкнуть, приходится этой дрянью пользоваться, — посетовал старик, прикрываяглаза. — Ну, и зачем вы сюда полезли? С той стороны места, что ли, не хватает?— Послушайте, — не дал договорить ему Артем. — Вы же свободны… Вы же можете насвыпустить! Пока не вернулись эти людоеды! Вы же нормальный человек… —Разумеется, могу, — отозвался тот. — И уж конечно, не стану. С врагами Великогочервя у нас никаких сделок. — Какой еще Великий червь? Да о чем вы говорите?! Япро него даже не слышал никогда, не то что быть его врагом… — Неважно, слышаливы про него или нет. Вы пришли с той стороны, оттуда, где живут его враги,значит вы можете быть только лазутчиками, — насмешливое дребезжание в голосестарика сменилось стальным лязгом. — У вас огнестрельное оружие и фонари!Чертовы механические игрушки! Машины для убийства! Какое еще доказательствонужно, чтобы понять, что вы — неверные, что вы — враги жизни, враги Великогочервя? — он вскочил со своего стула и подошел к решетке. — Это вы и такие каквы виноваты во всем!

Старик потушил перегревшуюся зажигалку и в наступившейтемноте стало слышно, как он дует на обожженные пальцы. Затем зазвучали новыеголоса — шипящие и леденящие кровь. Артему стало страшно. Он вспомнил оТретьяке, убитом отравленной иглой. — Пожалуйста! — горячо зашептал он. — Покаеще не поздно! Ну зачем вам это?

Старик ничего не отвечал. Через минуту помещение наполниласьзвуками — шлепками необутых ног по бетону, хриплым дыханием, свистомвтягиваемого сквозь ноздри воздуха. Хотя Артем и не видел никого из вошедших,он чувствовал, что их здесь было несколько, и все они внимательно изучали их —разглядывая, обнюхивая, слушая, как громко, на всю комнату колотится сердце унего в груди. — Люди машин. Пахнет порохом, пахнет страхом. Один — запахстанции с той стороны. Другой — чужой. Один, другой — враги, — прошипел наконецодин из них. — Пусть Вартан делает, — распорядился другой голос. — Зажги огонь!

Снова чиркнула зажигалка.

В комнате, кроме старика, в руке которого трепыхался огонек,стояли трое обритых дикарей, прикрывавших лица ладонями. Одного из них —коренастого и бородатого — Артем уже видел сегодня. Другой показался ему тожестранно знакомым. Глядя Артему прямо в глаза, он сделал шаг вперед и оказалсяпрямо у решетки. От него пахло не так, как от остальных — Артем уловилприставший к этому человеку еле заметный смрад разлагающейся плоти. Отвестивзгляд от его глаз не получалось — как две воронки, он закручивали весь мирвокруг себя и затягивали внутрь. Артем вздрогнул — он понял, где видел это лицораньше. Это было то самое существо, которое напало на него ночью на Киевской.

Артема охватило странное чувство — похожее на паралич,которым сковало его тело от укола ядовитой иглы, оно полностью обессилило егоразум. Мысли остановились и он застыл, покорно раскрыв свое сознание этомупохожему на человека существу, который молча пожирал его глазами. — Через люк…Люк открытым остался… За мальчиком пришли. За сыном Антона. Которого укралиночью. Я во всем виноват, я ему вашу музыку слушать разрешил, через трубы… Подрезине залез. Больше никому не сказали. Вдвоем пришли. Не закрыли… — послушноотвечал Артем на вопросы, которые сами собой возникали у него в голове.

Сопротивляться или утаивать что-либо от беззвучного голоса,требовавшего от него отчета, было невозможно. За минуту допрашивавший Артемаузнал от него все, что его интересовало. Он кивнул и отступил. Огонь погас.Медленно, словно чувствительность к затекшей во сне руке, к Артему началовозвращаться ощущение контроля над собой. — Вован, Кулак — вернуться в туннель,в проход. Закрыть дверь, — приказал один из голосов, наверное, принадлежащийбородатому командиру. — Враги остаются здесь. Дрон охраняет врагов. Завтрапраздник, люди едят врагов, почитают Великого червя. — Что вы сделали с Олегом?Что сделали с ребенком? — захрипел Артем им вслед.

Гулко хлопнула дверь.

Несколько минут прошли в полной тишине, и Артем, решивший,что их оставили одних, снова задергался, пытаясь хотя бы сесть. Слишком сильноскрученные ноги и руки затекли и болели. Артем вспомнил слова отчима, которыйобъяснял ему однажды, что если оставить даже повязку или жгут слишком надолго,ткани могут начать отмирать. Хотя, подумалось ему, какая разница теперь? — Враглежи тихо! — раздался вдруг голос. — Дрон плюет игла-паралиш! — Не надо, —Артем послушно замер. — Не надо стрелять.