Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кучер, подумал Эраст Петрович. Наболтал своим товарищам изфирмы «Арчибальд Гриффин», а те вмиг разнесли по городу. А ещё слуги самогоБулкокса. Кухонный телеграф – самое скоростное средство сообщения.
– Вы хоть знаете, что интендант Суга покончил с собой?Откуда вам! А я думал, что… Эх вы, герой-любовник! – консул махнулрукой. – Ходят самые разные слухи. Суга не застрелился, даже не совершилхаракири. Он избрал древний изуверский способ ухода из жизни, к которомусамураи прибегали либо, попав в плен, либо чувствуя себя очень виноватыми. Всеуверены, что интендант не смог себе простить смерти Окубо, и незаслуженноеповышение в должности стало для него последним ударом. Он не посмел ослушатьсямонаршей воли, но счёл необходимым искупить вину, приняв мученическую кончину…Да что вы всё молчите, Фандорин? Оправдывайтесь, черт возьми! Говорите что-нибудь!
– Я заговорю завтра. Пока же позволю себе напомнить обобещании, которое вы мне дали: ни во что не вмешиваться и ни о чем неспрашивать. Если я потерплю неудачу, отвечу за всё разом. Сейчас же у меня нетвремени на объяснения.
Сказано было хорошо: сдержанно и с достоинством, но эффектане получилось.
– Оно и видно, – процедил консул, глядя не в глазасобеседнику, а куда-то вниз и вбок. Брезгливо махнул рукой, вышел.
Эраст Петрович тоже посмотрел вниз. Из розового, украшенноголенточкой пакета, который ему вручили в магазине, свисал сетчатый чулок цвета«Восход над морем».
* * *
На свою половину вице-консул входил понуро. Открыл дверь иостолбенел, едва узнав собственную прихожую.
На стене висело большое зеркало в лаковой, разукрашеннойперламутром раме. На кокетливой тумбочке благоухала ваза с бело-лиловымиирисами. Исчезла вешалка, на которой Маса держал головные уборы и верхнююодежду своего господина – вместо неё появился закрытый шкаф с плетёнымисоломенными дверцами. Сверху источала мягкий розоватый цвет большая керосиноваялампа в бумажном абажуре.
Поражённый, Фандорин заглянул в гостиную. Там перемен былоещё больше, так что разглядеть детали не было никакой возможности, возниклолишь общее впечатление чего-то яркого, светлого и праздничного.
В столовой титулярный советник увидел стол, сервированныйтак, что сразу ужасно захотелось есть (чего с Эрастом Петровичем в последниедни не случалось вовсе). Тут были фрукты, сыры, рисовые колобки с красной ибелой рыбой, пирожки и пирожные, конфекты, шампанское в ведёрке.
Фею, столь чудесно заколдовавшую казённое жилище,вице-консул обнаружил в спальне. Но нет, теперь эту комнату невозможно былоназвать таким обыденным, прозаическим словом. Широкая, но простая кровать,которой обходился Эраст Петрович, украсилась кисейным балдахином, на окнахпоявились гардины, на полу пестрел пушистый ковёр. Сама же О-Юми, одетая в однулишь рубашку (ту самую, в которой она бежала из Булкоксова логова), стояла настуле и прикрепляла к стене длинный свиток с какой-то иероглифической надписью.
– Милый, ты вернулся? – сказала она, сбрасывая солба прядь волос. – Я так устала! У тебя очень странный слуга. Отказалсямне помогать. Пришлось всё самой. Хорошо, что в чайном доме я многомунаучилась. Там сначала, пока не добьёшься уважения, всё делаешь сама –стираешь, гладишь, чинишь… Нет, он правда странный! Всё время стоит в коридоре,не позволил мне заглянуть в кладовку. Что там у тебя? Я слышала какие-то чудныезвуки.
– Там секретная комната. Ничего интересного, всякиескучные дипломатические б-бумаги, – солгал Фандорин. – Я велю завтраже их оттуда убрать. Но почему ты себе не купила одежды?
Она бесшумно спрыгнула со стула.
– Купила. Просто сняла, чтоб не запачкать. Вот, напервое время хватит.
Она распахнула платяной шкаф, и Эраст Петрович увидел, чтоего сюртуки и брюки сдвинуты в самый угол, а четыре пятых пространства занимаютмногоцветные шелка, бархаты, атласы. На верхней полке стояли коробки сошляпами, внизу коробки с туфлями.
– Что это у тебя? – потянулась О-Юми к розовомупакету. – Из «Мадам Бетиз»? Мне?
Достала чулки, повертела, сморщила носик:
– Сюмиваруи.
– Что?
– Как вульгарно! Ты ничего не смыслишь в дамскихнарядах. Чёрные, пожалуй, оставлю. Остальные отдам Софи. Ей навернякапонравится.
– К-кому? – не поспевал за новостями бедный ЭрастПетрович.
– Желтоволосой дурочке, которая стучит пальцами побольшой железной машине.
– Т-ты успела с ней познакомиться?
– Да, мы подружились. Я подарила ей шляпку, она мнеплаток с большими красными цветами. Ещё я поближе познакомилась с Обаяси-сан,любовницей твоего начальника. Милая женщина. С ней мы тоже подружились.
– Что ещё ты успела за три часа, пока мы не виделись?
– Больше ничего. Кое-что купила, начала наводитьпорядок в доме и познакомилась с соседками.
Нельзя сказать, чтобы Фандорин умел хорошо считать деньги,но ему показалось, что покупок как-то очень уж много.
– Как это тебе только хватило денег? – восхитилсяон, увидев на столике замшевую коробочку с очаровательной жемчужной брошкой.
– Денег? Я потратила их в первых двух лавках.
– А… а как же ты расплачивалась потом?
О-Юми пожала голым плечиком:
– Так же, как раньше, когда жила у Алджи. Оставлялавсюду твои визитные карточки.
– И тебе верили в к-кредит?
– Конечно. К тому времени, когда я попала в третьюлавку, уже все знали, что теперь я живу у тебя. Мадам Бетиз (я у неё тоже была,только эти ужасные чулки покупать не стала) меня поздравила, сказала, что тыочень красивый, гораздо красивее Булкокса. Тот, конечно, богаче, но это неочень важно, если мужчина такой красивый, как ты. Обратно я ехала, отдёрнувшторы. Все так на меня смотрели!
И на меня тоже, подумал Эраст Петрович, вспомнив, какоглядывались на него встречные. Боже, Боже…
* * *
Поздно вечером они сидели вдвоём и пили чай. Эраст Петровичучил её пить по-извозчичьи: из блюдечка, вприкуску, с шумным дутьём ипыхтением. О-Юми, разрумянившаяся, в русском платке, надувала щеки, грызлабелыми зубами сахар, звонко смеялась. Ничего экзотического, японского в нейсейчас не было, и Фандорину казалось, что они прожили вместе душа в душу ужемного лет и, Бог даст, проживут ещё столько же.
– Зачем оно только нужно, твоё дзёдзюцу, – сказалон. – Что ты вздумала учиться этой пакости, которая превращает живое,горячее, естественное в м-математику?