– У тебя всегда было самое нежное сердце в мире, – сказал онкротким голосом, с любовью глядя в ее прекрасное лицо. Затем, не говоря нислова, взял чемодан, побросал туда свои вещи и сгреб с кровати деньги.

Элизабет сморгнула слезы.

– Не забудь, – охрипшим голосом прошептала она, – ЭлизабетДункан.

У двери он задержался и оглянулся на нее.

– Этого достаточно. – Одно долгое мгновение брат и сестрасмотрели друг на друга, зная, что видятся в последний раз, потом его губыдрогнули в горькой улыбке. – До свидания, Бесс.

Элизабет видела, как он прошел мимо окна и начал спускатьсяпо тропинке, ведущей к морю, и только тогда она позволила себе расслабиться.Она упала на кровать, и слезы ручьями покатились по ее бледным щекам, и слезыгоречи смешивались со слезами облегчения, но плакала она только о нем – не осебе.

Потому что в ее ридикюле был пистолет.

С той минуты, как Элизабет поняла, что Роберт может неотпустить ее, она была готова направить на него пистолет.

Элизабет добралась из Хелмшида до Лондона за два с половинойдня, хотя обычно такой путь занимал не меньше четырех суток. Не считаясь сценой и опасностью, она платила сумасшедшие деньги за то, чтобы ее везли ночью,спала прямо в карете и останавливалась только затем, чтобы сменить лошадей,переодеться и наспех перехватить чего-нибудь поесть. Где бы она ниостанавливалась, все – от мальчишек-разносчиков до официанток – только иговорили, что о суде над Яном Торнтоном, маркизом Кенсингтонским.

Мили оставались позади, день переходил в черную ночь, закоторой начинался серый рассвет, и все повторялось снова, а Элизабетприслушивалась к стуку лошадиных копыт и к стуку своего насмерть перепуганногосердца.

В десять часов утра, через шесть дней после начала суда надЯном, запыленная карета остановилась перед лондонским домом вдовствующейгерцогини Хостонской, и Элизабет спрыгнула на землю, не дожидаясь, когда ейопустят ступеньки, подхватила юбки, взбежала на крыльцо и заколотила в дверь.

– Господи, что там такое, – состроила гримасу герцогиня,прекращая беспокойную ходьбу по холлу и недовольно глядя на громыхающую дверь.

Дворецкий отворил ее, и мимо него промчалась Элизабет.

– Ваша светлость! – тяжело дыша, начала она. – Я…

– Вы! – холодно произнесла герцогиня, глядя на растрепаннуюженщину в пропыленном платье, которая бросила мужа, причинив ему столько боли итревог, и вот теперь явилась перед ней, похожая на пыльную швабру, как разтогда, когда было уже слишком поздно.

– Вас не мешало бы выпороть, – сказала она.

– Я не сомневаюсь, что Ян с удовольствием займется этимлично, но только потом. А сейчас мне нужно… – Элизабет остановилась, пытаясьподавить охватившую ее панику и связно изложить свою просьбу, – мне нужнопопасть в

Вестминстер. Мне нужна ваша помощь, потому что женщин непускают в палату лордов.

– Сегодня шестой день суда, и я рада вам сообщить, что онпродвигается не так хорошо, как вам бы того хотелось.

– Вы скажете мне все потом! – сказала Элизабет таким повелительнымтоном, который сделал бы честь самой герцогине. – Лучше попробуйте вспомнитькакого-нибудь влиятельного человека, который помог бы мне туда попасть,кого-нибудь, с кем вы знакомы. Остальное я сделаю сама – сразу же, как толькоокажусь там.

С некоторым запозданием до герцогини наконец дошло, что,несмотря на непростительное поведение, Элизабет сейчас – единственная надеждаЯна Торнтона.

– Фолкнер! – рявкнула герцогиня, поворачиваясь к лестнице.Наверху, на балконе, материализовалась личная горничная герцогини.

– Ваша светлость? – спросила она.

– Отведи эту молодую женщину наверх. Вычисти ее одежду иприведи в порядок прическу. – Рэмси! – кивнула она дворецкому, приказываяследовать за собой в голубую гостиную, где села за письменный стол. – Отнесиэту записку прямо в Вестминстер.

Скажи им, что это от меня и что ее необходимо немедленнопередать лорду Килтону. Он должен быть на своем месте в палате лордов. – Онабыстро набросала несколько строк и вручила записку дворецкому. – Я написалаему, чтобы он немедленно остановил слушание дела и что через час мы будем ждатьего в моей карете у входа в Вестминстер. Он должен встретить нас там и провестив парламент.

– Сию минуту, ваша светлость, – сказал Рэмси, кланяясь, ибыстро направился к выходу.

Герцогиня последовала за ним, продолжая на ходу отдаватьприказания:

– В случае, если Килтон пренебрег своими обязанностями и неявился сегодня на заседание, пошли людей к нему домой, в «Уайт», и к тойактриске на Блоринд – стрит, про которую он думает, что о ней никто не знает.Вы, – сказала она, задержав ледяной взгляд на Элизабет, – пойдете со мной. Вампридется многое мне объяснить, миледи, и вы сделаете это, пока Фолкнер будетзаниматься вашей внешностью.

– Я не собираюсь думать о своей внешности в такое время, –вдруг взорвалась Элизабет.

Брови герцогини взлетели неимоверно высоко.

– Вы приехали убедить суд, что ваш муж невиновен?

– Ну, конечно. Я…

– Тогда не позорьте его еще больше, чем вы уже сделали! Вывыглядите так, словно вас вытащили с помойки Бедлама. Благодарите Бога, есливас саму не повесят за тот скандал, что вы учинили! – Она начала подниматься полестнице, и Элизабет медленно пошла за ней, вполуха слушая ее тираду.

– А теперь, если бы еще и ваш незаконнорожденный брат оказалнам честь и явился пред наши светлые очи, то вашему мужу, возможно, и непришлось бы провести эту ночь в тюремной камере, куда он непременно попадет, помнению Джордана, если обвинение успешно справится со своей задачей.

Элизабет остановилась.

– Не будете ли вы так любезны послушать меня одну секунду, –сердито начала она.

– Я буду слушать вас всю дорогу в Вестминстер, –саркастически отрезала герцогиня. – Осмелюсь предположить, что весь Лондонбудет с нетерпением ждать утренних газет, чтобы узнать, что вы скажете в своеоправдание!

– Ради Бога! – закричала Элизабет ей в спину, лихорадочносоображая, к кому еще она может обратиться, чтобы быстрее достичь цели. Час –это целая вечность! – Я приехала не за тем, чтобы просто продемонстрировать,что я жива.

Я могу доказать, что Роберт жив и что, когда он находился вовласти Яна, тот не причинял ему вреда и…