— Бывали ли вы в Отрадном, мадемуазель? — галантноспросил он. — Там отличное катание. Вы любите быструю езду?

— Будет тебе и катание, и езда, — пообещаланепреклонная. — Такая быстрая, что тебе и не снилось. С сертификатомкачества. Но сначала гони тачку.

— Куда? — Константин Львович охотно выполнил былюбую прихоть очаровательницы, даже такую экстравагантную, но в этот мигварварская музыка, доносившаяся из соседнего помещения, оборвалась, раздалсятопот и громкие голоса, причем отчетливо донеслось страное выражение «козелмоченый».

Кто-то крикнул:

— Вован, шухер! Пыпа из «Евросервиса» наехал!

Красавица взвизгнула и проворно спряталась за спину Луцкого.

6

— Констан, ты же клялся, что это больше не повторится!Я поверила тебе, простила гнусную интрижку с той развратной актриской! А теперьеще цыганка! Ты чудовище!

А Костик-то, видать, ходок, сообразил Вован,разглядывая пузырящуюся биксу. Типа жена или так, подруга бойца?

— Все, довольно! — заистерила костькинаматрешка. — Мы расстаемся! Я уезжаю в Биарриц, а ты… а ты живи, какхочешь.

— Не понял! — вскинулся Вован. — Минуту,киса! Ты че вешаешь? Как это в натуре «ухожу»? А кто тут гнал про брулики, пробашли? У нас не Африка, цыпа, — у нас за базар отвечают. Отстегивайсорок штук и вали.

— Какая Африка? При чем тут базар? — наморщила лоббареха. — Ты говоришь загадками. В последние месяцы тебя словно подменили!Я совсем перестала тебя понимать!

— Я тебя за язык не тянул, — отрезал Вован. —Обещала — башляй. Ты че, хочешь, чтоб меня козлина этот завалил? Гони мани,киска, пенендзы.

Тут фишка наконец проскочила.

— Ты о деньгах? — Стала вся розовая, чисто омар наблюде. Дерг из ушей висюли, с шеи цепуру, с пальца перстак. — На, заложиэто, низкий человек. Боже, какое ничтожество!

Типа зарыдала, порулила на выезд, но в дверяхтормознула. Плечи трясутся — переживает.

Вован цацки взял, посмотрел. Брулики были адекватные — пудовна сто зеленки. На крайняк хватит с тем козлиной разойтись, и еще останется.Жалко, конечно, что из кадра уплывала такая суперная бабца, но уговор естьуговор.

— Окей, мадам, — вежливо попрощался Вован. —Малина нас венчала, а зона развела. Гуд бай, май лав, гуд бай.

Сделал ляльке ручкой и стал присматривать, куда быпонадежнее заныкать цацки. Может, под плинтус? Или в койку, под матрас?

Бикса все телилась, не уходила.

— Констан… — Голос закумаренный, как сотходняка. — Ты в самом деле готов со мной расстаться? Ты меня больше нелюбишь? Совсем? Но ты сказал 'my love'…

Вован посмотрел повнимательней в ее глаза цвета «мокрыйасфальт», и у него вдруг арбуз заклинило. Блин, какие глаза! Лоходнозначный этот Костик, что от такой евроматрехи в театр «Ромэн» закосил. Даи Клавка против нее — сявка драная.

Вована круто заколбасило, да так что он забыл и прозаморочки с временем и про то, что эта блонда ему в натуре в прабабки тянет.Чисто по песне: «Любовь, как финка, в грудь его вошла».

Чумовой взгляд тянул его, как магнит булавку. Вован уронилбрулики на пол и сам не врубился, как его подкатило к двери. Крепко взял любашуза буфера и, кошмарно стремаясь от чувств, просипел:

— Тащусь от тебя, как вошь по гребешку. Типаперепихнемся?

— Сумасшедший… Совсем такой, как прежде…

Она обхватила Вована обеими цапками за шею так, что он ажзахрипел.

7

В будуар неспешной походкой вошел плечистый господин вкоротком, выше щиколоток, пальто и белом шарфе через плечо. Обрюзгшим,брыластым лицом и короткой бородкой он напоминал Генриха VIII с портрета кистиГанса Гольбейна Младшего. За неприятным господином вошли двое молодых людейкрепкого телосложения и встали по обе стороны двери.

Не поздоровавшись и даже не поклонившись даме, Генрих VIIIсказал:

— Борзеешь, Вовчик? Пыпу запомоить хочешь? Пыпу ещеникто не помоил, а кто пробовал — долго плакал.

— С кем имею честь? — неприязненно осведомилсяКонстантин Львович, разглядывая странного гостя в упор.

Генрих VIII зло улыбнулся одними губами.

— Ах, ты по понтам? Зря, Вован. Твои быки у моих намухе. Так что давай без геморроя.

Прелестное создание, очаровательно прижимавшееся упругимтелом к спине Константина Львовича, пролепетало с дрожью в голосе:

— Мальчики, вы тут разбирайтесь, а я пойду, ладно?

— Стой, где стоишь, лярва, — шикнул на нее ГенрихVIII. — И без базара, а то ноги выдерну.

У Луцкого потемнело в глазах. В его присутствии никогдаеще так не оскорбляли даму!

Константин Львович шагнул вперед, отвесил наглецу двезвонких пощечины и тихим от ярости голосом процедил:

— За такое платят кровью! Я пришлю вам своихсекундантов. Завтра же.

Наглый господин схватился за битую щеку и весь побелел.

— Ты че беспредельничаешь? Че кошмаришь? —воскликнул он и попятился. — Кровью, блин. Мочилов пришлю… Из-запаршивой аренды? Неадекватно себя ведешь, Вова.

Судя по всему, принимать вызов этот жалкий трус несобирался.

— Как угодно, — пожал плечами Константин Львович,глядя на противника с гадливым презрением. — Но вам придется извинитьсяперед дамой.

— Не бери в падлу, цыпа, — немедленно обратилсяГенрих VIII к чаровнице. — Типа ай эм сорри.

— А теперь вон отсюда, — бросил ему Луцкий иотвернулся.

Барышня восхитительнейшим манером преобразилась — еенеобычайно длинные и черные ресницы трепетали, а глаза светились такимвосторгом, что было бы просто глупо не воспользоваться моментом. КонстантинЛьвович наклонился и жарко поцеловал тонкую белую руку. И — великий признак —красавица ее не отняла. О!

— Хрен с ним с бартером, — сказала оназвонко. — Едем в твое Отрадное, Вовик! Только давай сначала где-нибудь какбы поужинаем, а то я жутко голодная — на самом деле за вечер только однуканапешку цапнула.

Полчаса спустя стремительное авто доставило КонстантинаЛьвовича и Клавдию Владленовну (так звали умопомрачительную барышню) вресторацию, где играла экзотическая музыка, а по потолку скользиликрасивые разноцветные пятна.

Луцкий принялся осторожно выведывать у спутницы, каксложилась история отечества в двадцатом столетии.

— Валенок ты раменский, — ласково молвила КлавдияВладленовна, глядя на него влюбленными глазами. — Чему тебя только в школеучили? Ничего, я сделаю из тебя человека.

И порассказала про минувший век такое, что КонстантинЛьвович мысленно возблагодарил Господа, Который в щедром Своем милосердииперенес раба Божьего Луцкого из 1900 года сразу в 2000-ый.