– Мы все приехали сюда на время сезона, – еле слышнозакончила она.

Холодные янтарные глаза вдруг потеплели, теперь в нихпоявилось сочувствие, и в его низком голосе прозвучало добродушие, когда онсказал:

– Наверное, вовсю развлекаетесь?

– Да, развлекаемся, – ответила она со вздохом облегченияоттого, что он наконец принял некоторое участие в беседе. – Мисс Грэнджер оченьхорошенькая, хотя вы вряд ли могли заметить это с такого расстояния, –исключительно хорошенькая, и у нее самые приятные манеры, какие только можнопредставить. У нее множество поклонников.

– Воображаю… и все титулованные?

Все еще думая, что он переживает из-за утраченногогерцогства, Элизабет прикусила губу и кивнула, чувствуя себя в высшей степенинеловко.

– Боюсь, что так, – горестно признала она и, к своемукрайнему удивлению, вдруг увидела, что он улыбается – медленная, дразнящаяулыбка пробежала по его лицу, изменив его черты настолько, что сердце гулкобухнуло у нее в груди и она неожиданно вскочила на ноги.

– Мисс Джемисон тоже красивая девушка. – Элизабет вернуласьк обсуждению подруг как к наиболее безопасной теме.

– И много претендентов на ее руку?

Элизабет наконец сообразила, что он смеется, и егонепочтительное отношение к вопросу, который для всех представлял такую большуюважность, вызвал у нее непроизвольный смех облегчения.

– По самым достоверным источникам, – ответила она ему в тон,– число ее поклонников исчисляется рекордными цифрами.

Улыбаясь ему, она увидела, что в его глазах тоже заигралсмех, и вдруг ее нервозность и напряженность куда-то исчезли. У Элизабет вдругвозникло необъяснимое ощущение, будто они с ним старые друзья и обмениваютсямнениями о каком-то предмете, к которому оба относятся одинаково непочтительно,только он высказывает это открыто, а она пытается завуалировать свое отношение.

– А как насчет вас?

– Что насчет меня?

– Сколько предложений получили вы?

В ответ Элизабет только засмеялась и покачала головой. С гордостьюрассказывать о достижениях подруг было еще приемлемо, но хвастатьсясобственными выходило за всякие рамки приличий, и ему, без сомнения, было этоизвестно.

– А вот об этом вы не должны были спрашивать, – с притворнойстрогостью упрекнула она его.

– Приношу свои извинения, – он насмешливо поклонился, вуголках его рта по – прежнему играла улыбка.

Сад уже полностью погрузился в темноту. Элизабет понимала,что давно пора идти в дом, и все-таки медлила, почему-то ей не хотелосьпокидать укромную интимность сада. Сложив руки за спиной, она стала смотреть назвезды, которые только что появились на ночном небосклоне и тускло мерцали.

– Это мое любимое время дня, – тихо сказала она и покосиласьна него, чтобы посмотреть, не наскучила ли ему своими разговорами, но он также, как и она, закинул голову и рассматривал небо, словно находил там что-тоинтересное.

Элизабет отыскала Большую Медведицу.

– Смотрите, – сказала она, кивая на особенно яркуюзвездочку. – Это Венера. Или Юпитер? Я вечно их путаю.

– Это Юпитер. А вон там Большая Медведица.

Элизабет фыркнула и покачала головой, оторвав взгляд от небаи искоса посмотрев на него.

– Возможно, для вас и для кого-то другого это выглядит какБольшая Медведица, но для меня все эти созвездия – просто огромная россыпьзвезд, которую невозможно упорядочить. Весной я могу найти Кассиопею, но непотому, что она напоминает мне льва, а осенью я могу показать Арктур, но каквсе умудряются разглядеть Стрельца в этом скоплении звезд, для меня до сих порзагадка. Как вы думаете, там где-нибудь есть люди?

Он повернул голову и изумленно поглядел на нее.

– А как вы думаете?

– Я полагаю, есть. Мне вообще кажется проявлениемвысокомерия думать, что среди стольких тысяч звезд и планет, кроме нас, никогобольше нет. Это то же самое, что полагать, будто Земля – это центр Вселенной,вокруг которого все вертится. Кстати, люди, кажется, не очень хорошо отблагодарилиГалилео Галилея за то, что он опроверг это утверждение, правда? Представляю,каково ему было предстать перед судом инквизиции и отречься от того, что онзнал и доказал!

– С каких это пор дебютантки стали изучать астрономию? –спросил он, когда она вернулась к скамейке, чтобы взять свой бокал с вином.

– У меня было много-много лет, чтобы читать, – бесхитростнопризналась Элизабет. Не заметив его внимательного, испытующего взгляда, онавзяла свой бокал и снова повернулась к нему. – Пожалуй, мне пора вернуться вдом и переодеться к ужину.

Он молча кивнул, и Элизабет проследовала мимо него. Затемона вдруг переменила свое решение, вспомнив о подругах, которые рассчитывают нанее.

– Вы знаете, у меня к вам несколько странная просьба, яхотела бы попросить вас об одной услуге, – медленно сказала она, взмолившисьпро себя, чтобы их мимолетное знакомства было для него таким же приятным ирасполагающим к дружеским отношениям, как для нее. С нерешительной улыбкойзаглянув в его непроницаемые глаза, она попыталась изложить свою просьбу: – Немогли бы вы… по некоторым причинам я не могу объяснить… – невразумительнопробормотала она, вдруг ужасно смутившись.

– О какой услуге вы хотели бы попросить? Элизабет частозадышала.

– Не могли бы вы пригласить меня на танец сегодня вечером?Он не выглядел ни шокированным, ни польщенным ее смелым предложением. Элизабетнапряженно всматривалась в его лицо, и наконец его красивые губы шевельнулись вответе:

– Нет.

Обиженная и пристыженная его отказом, Элизабет опустилаголову, но через несколько секунд вдруг осознала, что в его голосе прозвучалоискреннее сожаление, и вопросительно посмотрела ему в лицо. Какое-то мгновениеона изучала его бесстрастные черты, но внезапно раздавшийся смех где-то совсемрядом разрушил чары. Не видя выхода из неловкого положения, в которое ни за чтоне поставила бы себя сама, Элизабет подобрала юбки, собираясь уйти. Вытеснив изсвоего голоса все эмоции, она со спокойным достоинством попрощалась:

– До свидания, мистер Торнтон. Он вынул сигару изо рта икивнул.

– До свидания, мисс Кэмерон. Потом развернулся и ушел.

Элизабет прошла в отведенные ей и ее подругам комнаты.Остальные девушки уже были там и переодевались в вечерние платья. С появлениемЭлизабет смех и разговоры внезапно смолкли, отчего у нее возникло ощущение, чтоговорили и смеялись над ней.