— Рэндом говорит, что это твоя песня, — прервавшись,сказала она.

— Это было очень, очень давно, Виала.

— А в последнее время ты ничего такого не сочинял?

Я хотел было покачать головой, потом спохватился и сказалвслух:

— Нет. Эта часть меня... отдыхает.

— Очень жаль. Такая прелестная мелодия!

— Настоящий-то музыкант в нашей семье как раз Рэндом.

— Да, он очень хорош. Но сочинять и исполнять – оченьразное дело.

— Верно. Когда-нибудь, когда все успокоится... Скажи, аты счастлива здесь, в Амбере? Все ли тебе здесь по вкусу? Нет ли у тебя в чемнужды?

Виала улыбнулась:

— Мне лишь бы Рэндом был рядом. Он такой хороший!

Я был как-то странно тронут ее детской, восторженной манеройговорить о нем.

— Раз так, то я очень рад, — сказал я. И прибавил: —Рэндом значительно моложе нас... он, возможно, переживал многое более болезненно,чем остальные. Нет ничего более бессмысленного, чем рождение в семье еще одногопринца, когда их и без того целая армия. Впрочем, в его детских горестях я неменее виновен, чем другие. Как-то раз мы с Блейзом высадили его на крошечныйостровок к югу отсюда, и он провел там два дня...

— ...а Джерард, едва узнав об этом, отправился туда ивызволил его, — подхватила Виала. — Да, он мне об этом рассказывал. Неужелитвоя вина до сих пор не дает тебе покоя? Ведь прошло столько лет!

— Так ведь и он тоже, наверно, об этом до сих пор незабыл.

— Нет, Рэндом давным-давно уже вас простил. Он об этомрассказывал как о веселой шутке. А еще он рассказывал, как вбил гвоздь в каблуктвоего сапога, и гвоздь, выйдя наружу, буквально насквозь проткнул тебе пятку,стоило тебе этот сапог надеть.

— Так это все-таки был Рэндом! Черт меня побери! А я-товсегда винил Джулиана...

— Да, тот поступок действительно беспокоит Рэндома досих пор.

— Господи, как же давно все это было... — произнес я.

Покачав изумленно головой, я снова принялся за еду, вдругощутив страшный голод. Виала даже несколько минут молчала, давая мне какследует насытиться. Немного утолив голод, я почувствовал необходимостьчто-нибудь сказать.

— Да, так значительно лучше. Значительно! — благодарносообщил я. — Знаешь, после этой странной и полной искушений ночи, которую япровел в Небесном Городе, силы мои явно истощились.

— Получил ли ты там какие-нибудь полезныепредзнаменования?

— Не знаю, насколько полезными они могут оказаться... Авпрочем, лучше иметь их, чем не иметь, А тут что нового?

— По-моему, ничего. От служанки я узнала, что твой братБранд продолжает поправляться. Он хорошо поел сегодня утром, что вселяетнадежду на выздоровление.

— Приятно слышать, — сказал я. — И, по всей видимости,он уже вне опасности.

— Похоже, что так. Но что это... за череда ужасных истранных неожиданностей, жертвами которых оказались вы все? Меня это оченьогорчает. Я так надеялась, что ты, может быть, получишь какие-то указания этойночью в Тир-на Ног-те!

— Все это ерунда, — ответил я. — Я вовсе не уверен вценности подобных указаний.

— Но тогда зачем же... Ох, извини.

Я рассматривал Виалу с каким-то новым интересом. По ее лицупо-прежнему ничего особенного прочесть было нельзя, но правая ее руканепроизвольно сжималась и разжималась, поглаживая и пощипывая обивку дивана.Потом, словно спохватившись, Виала оставила диван в покое. Она, очевидно, былатем человеком, который уже ответил на свой самый главный вопрос и хочет только,чтобы об этом больше никто не узнал.

— Да нет, — промолвил я, — ты права: я соврал. Тызнаешь, что меня там ранили?

Она молча кивнула.

— Это ничего, что Рэндом сказал тебе; я на него несержусь, — продолжал я. — Ему всегда было свойственно обо всем судить резко исразу вставать в оборонительную позицию. Впрочем, это вовсе не так уж плохо.Мне только нужно знать, как много ты от него узнала — ради твоей безопасности имоего спокойствия. Ибо я полагаю, что тебе известно не все.

— Понимаю. Это всегда трудно — приуменьшить опасность врассказе... то есть что-то выпустить из него... Видишь ли, Рэндом от меняпрактически ничего не утаивает. Я знаю и твою историю, и большую часть историйостальных членов семьи. Он держит меня в курсе событий и обстоятельств, а такжесобственных сомнений и подозрений...

— Спасибо, — сказал я, прихлебывая вино, — теперь мнеуже гораздо легче говорить, и я тоже намерен поведать тебе все — во всякомслучае, обо всем случившемся за то время, что прошло после завтрака до сегомомента...

Так я и поступил.

Виала порой улыбалась во время моего рассказа, но ни разу непрервала меня. Когда же я закончил, она спросила:

— Так ты боялся, что упоминание о присутствии в нашейжизни Мартина огорчит меня?

— Мне казалось, что это возможно, — признался я.

— Нет. Как раз напротив... Видишь ли, я знала Мартина вРебме еще совсем маленьким. И позже, когда он начинал подрастать... И всегдаочень его любила. Так что, даже если бы он не был сыном Рэндома, он все равнооставался бы мне дорог. А теперешняя забота и беспокойство Рэндома о нем мнедаже приятны, ибо я знаю, что они своевременны и пойдут на пользу им обоим.

Я покачал головой.

— Мне за мою долгую жизнь нечасто приходилось встречатьтаких женщин, как ты, — искренне сказал я. — Я рад, что наконец мне повезло имы с тобой встретились.

Она рассмеялась:

— Ты ведь тоже долгое время был незрячим?

— Да, а что?

— Слепота может наполнить человека горечью, но она жеспособна дать ему великую радость среди людей и вещей, которые ему близки.

Мне не нужно было вспоминать ощущения тех дней, когда яоставался слепым, чтобы догадаться: я-то определенно принадлежу к первому типулюдей, даже если сбросить со счетов те обстоятельства, при которых меняпостигло это страшное несчастье. Очень жаль, но таков уж я. Действительно,очень жаль!

— Ты права, — сказал я. — И тебе повезло.

— На самом деле это всего лишь состояние сознания — то,чего способен легко достичь Властитель Теней.

Виала встала.

— Мне всегда хотелось знать, какой ты, — сказала она. —Рэндом, конечно, описывал тебя, но это не совсем то... Можно мне?..