— Ну конечно!

Она подошла ко мне совсем близко и коснулась кончикамипальцев моего лица, нежными прикосновениями долго исследовала мои черты.

— Да, — подвела она итог, — в основном ты именно такой,каким мне и представлялся. Но я чувствую в тебе какое-то напряжение. И оно неуходит из твоей души уже очень и очень давно, верно?

— По-моему, с тех пор, как я вернулся в Амбер.

— Интересно, мог бы ты стать счастливее, если бы невосстановил свою память?

— Это один из тех риторических вопросов, — сказал я. —Если бы я не восстановил память, я вполне мог бы уже давно быть мертвым. Ноесли, чисто абстрактно, на минутку забыть об этом, то в той моей жизни все жебыло что-то очень для меня привлекательное, волнующее. Я каждый день искал возможностьвыяснить, кто же я на самом деле такой или что я такое...

— Но был ли ты тогда счастливее, чем теперь? Или нет?

— Ни то ни другое, — ответил я. — Все всегда как-тосамо собой уравновешивается. Все это, по твоим же собственным словам, всеголишь состояние души. И даже если бы это было не так, я все равно никогда несмог бы вернуться к прежней жизни теперь, когда знаю, кто я такой, когда я ужеотыскал Амбер.

— Почему же нет?

— А почему ты меня об этом спрашиваешь?

— Я хочу тебя понять, — медленно проговорила Вайол. — Стех самых пор как я впервые услышала о твоем возвращении там, в Ребме, даже ещедо того, как Рэндом начал рассказывать мне всякие истории, я хотела знать, чтоже именно заставило тебя с таким трудом пробиваться сюда. И вот теперь у меняесть возможность — хотя, конечно, нет никакого права, всего лишь возможность —расспросить тебя самого. И я чувствую, что мне можно и даже нужно использоватьэту возможность, невзирая на мое положение в этой семье и всякую субординацию.

Я криво усмехнулся:

— Умно ты это преподнесла!.. Что ж, постараюсь бытьчестным. Сперва меня гнала сюда ненависть — ненависть к моему брату Эрику. Иеще — желание заполучить трон. Если бы ты спросила меня, когда я только чтовернулся, которое из этих чувств было сильнее, я бы сказал: жажда власти.Теперь, однако... пожалуй, нужно признать, что это не совсем так: и то и другоеотчасти было просто уловкой. До сих пор я, пожалуй, даже не сознавал этого.Однако Эрик мертв, и у меня не осталось в помине той ненависти, которую яиспытывал тогда. Место правителя вакантно, но мне кажется, что теперь яиспытываю к этому весьма смешанные чувства. Возможно, ни один из нас притеперешних обстоятельствах не имеет права на трон Амбера, и даже если бы былиустранены все противоречия в нашем семействе, в данный момент я бы его непринял. Я бы непременно позаботился сперва о том, чтобы в королевствевосстановилась некая стабильность, а также попытался бы ответить еще нанекоторое количество нерешенных вопросов.

— Даже если бы ответы на них указали, что ты, возможно,и не сядешь на этот трон?

— Даже в этом случае.

— Тогда я начинаю понимать.

— Что? Что тут понимать?

— Лорд Корвин, мои знания философских основ этихявлений весьма ограниченны, но, по-моему, ты способен отыскать все что угодно вТени. Это тревожная для меня тема, и я никогда до конца не понимала объясненийРэндома. Но ведь вы действительно, если захотите, можете не толькостранствовать по Тени, но и отыскать для себя другой Амбер — в точности такойже, как этот, во всех отношениях, за исключением того, что там-то вы получилибы возможность сесть на трон и наслаждаться тем, что дает истинно королевскийстатус?

— Да, мы можем отыскивать подобные места, — сказал я.

— Тогда почему же вы этого не делаете, чтобы положитьконец раздорам?

— Потому, что то место способно лишь казаться намтаким, как Амбер, и не больше. Мы все являемся частью нашего Амбера точно также, как и он является частью нас самих. А потому любая тень Амбера должна бытьнаселена нашими тенями, чтобы хоть на что-нибудь быть годной. Мы можем дажеподменить собой эту собственную тень, если вдруг согласимся переместиться втакое вот готовенькое королевство. Однако же существа-тени никогда не бывают вточности такими же, как настоящие, здесь. Тень никогда не бывает точнымповторением предмета, который ее отбрасывает. Их очень много, этих маленькихотличий, и на самом деле они куда хуже, чем большие. Все равно как оказатьсясреди совершенно чужого народа. Представь — ничего лучше мне в голову неприходит, — что ты встречаешься с человеком, ужасно похожим на кого-то из твоиххороших знакомых, и, разумеется, все время ждешь, что он начнет вести себя, какэтот твой хороший знакомый. Но гораздо хуже, что ты сам постоянно ведешь себятак, словно рядом с тобой тот, другой. Ты словно смотришь на актера, которыйисполняет известную роль совершенно не так, как ты привыкла. Ощущениемалоприятное. Никогда не любил пересекаться с людьми, которые кого-то мненапоминают. Личность – вот то единственное, что нам не подвластно при нашихманипуляциях с Тенью. В общем именно благодаря ей мы и можем отличить себя отнаших теней. Именно поэтому Флора так долго колебалась на мой счет там, в ТениЗемля: моя новая личность была в достаточной степени иной.

— Я начинаю понимать, — сказала Виала. — Это не простоАмбер для вас. Это место плюс все остальное.

— Место плюс все остальное – это и есть Амбер, —подтвердил я.

— Ты говоришь, что ненависть твоя умерла вместе сосмертью Эрика, а твое желание получить трон значительно ослаблено размышленияминад теми новыми вещами, которые ты постиг?

— Именно так.

— В таком случае я, кажется, действительно понимаю, чтодвижет тобою...

— Мною движет желание стабильности, — сказал я, — и ещенекое любопытство... и желание отомстить нашим врагам...

— Долг, — сказала она. — Ну конечно.

Я хмыкнул:

— Да, это слово звучит весьма утешительно и благородно,да только мне отчего-то быть лицемером не хочется. Вряд ли я такой уж верныйсын Амбера. Или Оберона.

— Ты нарочно говоришь таким тоном; ты просто не хочешь,чтобы тебя считали таковым.

Я закрыл глаза. Закрыл для того, чтобы присоединиться к нейв темноте, вспомнить ненадолго тот мир, где на первом месте совсем иные способыпередачи информации, чем световые волны. И тут я понял, как права была она, втом числе и насчет моего тона. С чего это я принялся глумиться над понятиемдолга? Я же люблю, когда меня хвалят за доброту, честность и благородство, замой ум, даже когда я кажусь себе не совсем таким — как и всякий другой человек.Что так задело меня при упоминании моего долга по отношению к Амберу? Ничего.Так в чем же дело?

Отец.