«Крепче всего спят не те, у кого чистая совесть, а те, укого её отродясь не бывало», – философски сказал себе вице-консул.

Спустившись вниз, махнул Сироте рукой в сторонукабинета-библиотеки, где некогда застиг на месте преступления князя Онокодзи,упокой японский Бог его грешную душу.

Пошарил лучом фонарика по задвинутым шторам, по высокимшкафам с глухими дверцами, по книжным полкам. Вот она, та самая.

– Посветите-ка.

Передал фонарик письмоводителю. Минуты две ощупывал корешкикниг, деревянные стойки. Наконец, когда нажал на увесистый том «СвященногоПисания» (третий слева на предпоследней полке), что-то щёлкнуло. Потянулстеллаж на себя, и тот открылся наподобие двери. За ним, в стене, поблёскиваластальная дверца.

– На скважину, на скважину, – нетерпеливо показалЭраст Петрович.

Шипастая розочка поёрзала-поёрзала и вошла в отверстие, какрука в перчатку. Прежде чем повернуть ключ, титулярный советник тщательноосмотрел стену, пол, плинтус на предмет электрических сигнализационных проводов– и точно, под обоями нашупалась толстая, твёрдая нитка. Второй раз попадать водин и тот же капкан было по меньшей мере неприлично. Опять пошли в ходкусачки. Чик – и сигнализация была разъединена.

– Сезам, откройся, – прошептал Эраст Петрович,чтобы подбодрить Сироту. Луч фонаря что-то начинал подрагивать – похоже, нервыканцеляриста уже не справлялись с напряжением.

– Что? – удивился японец. – Что вы сказали?

Кажется, арабских сказок он не читал.

Раздался тихий звон, дверца распахнулась – и Фандоринсначала зажмурился, а потом вполголоса выругался.

В железном ящике, ослепительно посверкивая в электрическомсвете, лежали слитки золота. Их было много, они напоминали кирпичную кладку.

Разочарованию Эраста Петровича не было предела. Дон несолгал. Он действительно хранит в сейфе золото. Как глупо, как по-нуворишески!Неужто операция была затеяна впустую?

Ещё не веря в столь сокрушительный провал, он вынул одинслиток, заглянул в щель, но в следующем ряду тоже поблёскивал жёлтый металл.

– На месте преступления, – раздался сзади громкий,насмешливый голос.

Титулярный советник резко обернулся. Увидел в дверном проёмеплотный, приземистый силуэт, а в следующее мгновение люстра под потолкомвспыхнула, и силуэт обрёл цвет, форму, фактуру.

Это был хозяин дома, всё в том же дурацком колпаке, в халатеповерх ночной сорочки, но из-под халата виднелись брюки совсем не пижамногофасона.

– Господин дипломат любит золото? – улыбнулсяЦурумаки, кивнув на слиток в руке Фандорина.

Лицо миллионщика вовсе не было сонным. И ещё однапримечательная деталь: на ногах у него были не домашние туфли, а ботинки,зашнурованные аккуратнейшим образом.

Ловушка, похолодев, понял Эраст Петрович. Лежал в кроватиодетый и даже обутый. Ждал, знал!

Дон хлопнул в ладоши, и отовсюду – из-за штор, из дверей,даже из стенных шкафов повылезали люди, одинаково одетые в чёрные куртки ичёрные хлопковые штаны. Слуги! А Сирота говорил, что они все ушли!

Слуг было не меньше дюжины. Одного, жилистого, кривоногого,с по-обезьяньи длинными руками, Фандорину случалось видеть раньше – кажется, онслужил кем-то вроде дворецкого или мажордома.

– Какой позор для Российской империи, – поцокалязыком Цурумаки. – Вице-консул ворует золото из чужих сейфов. Камата,дзю-о торэ.

Фраза, сказанная по-японски, была обращена к длиннорукому.Дзю – это «оружие», торэ – значит «возьми», Камата – имя.

Титулярный советник вышел из оцепенения. Вскинул руку,направил «герсталь» в лоб хозяину.

Камата немедленно застыл на месте, остальные «чёрные куртки»тоже.

– Мне терять нечего, – предупредил ЭрастПетрович. – Прикажите своим людям выйти. Немедленно, иначе…

Дон уже не улыбался, смотрел на титулярного советника слюбопытством, будто пытался угадать – блефует или вправду может выстрелить?

– Выстрелю, можете не сомневаться, – уверил егоФандорин. – Лучше смерть, чем позор. А если уж все одно умирать, то с вамивеселей. Вы такой интересный экземпляр. Сирота, встаньте слева, вы загораживаетегосподина Цурумаки.

Письмоводитель повиновался, но, видно, от волнения, встал неслева, а справа.

– Вам отлично известно, что я пришёл сюда не зазолотом. – Дон шевельнулся, и Эраст Петрович предостерегающе щёлкнулпредохранителем. – Стоять смирно! А этих всех – вон!

Но тут случилось непонятное. Даже невероятное.

Верный соратник титулярного советника, письмоводитель Сиротас гортанным криком повис на руке у Фандорина. Грянул выстрел, пуля отсекладлинную щепку от дубового паркета.

– Вы что?! – крикнул Эраст Петрович, пытаясьстряхнуть свихнувшегося японца, но к вице-консулу в два длинных прыжка ужеподлетел Камата, завернул руку за спину, а следом кинулись остальные.

Секунду спустя обезоруженный и беспомощный Фандорин стоял,распластанный у стены: его держали за руки, за ноги, за шею.

Но Эраст Петрович не смотрел на чёрных слуг – только напредателя. Тот подобрал с пола револьвер, с поклоном передал Дону.

– Иуда! – прохрипел титулярный советник. –Трус! Подлец!

Сирота спросил хозяина о чем-то по-японски – кажется,попросил разрешения ответить. Цурумаки кивнул.

Тогда изменник повернул к Фандорину бледное, похожее наокоченевшую маску лицо. Но голос был твёрдый, без дрожи:

– Я не трус, не подлец и тем более не предатель Иуда.Совсем наоборот, я верен своей стране. Раньше я думал, что можно служить двумстранам, не теряя чести. Но господин капитан Бухарцев открыл мне глаза. Теперья знаю, как Россия относится к Японии и чего нам ждать от русских.

Фандорин не выдержал – отвёл глаза. Вспомнил, как Бухарцевразглагольствовал о «жёлтой опасности», и даже не считал нужным понизить голос,а ведь в коридоре стоял Сирота…

– Это политика, – перебил Эраст Петрович. –Она может меняться. Но предавать тех, кто тебе доверяет, нельзя! Вы – сотрудникроссийского консульства!

– Уже нет. Как вам известно, я подал прошение оботставке и даже написал, почему именно не желаю больше служить России.

И это тоже была правда!

– Неужто почётнее служить этому убийце? – кивнулФандорин на Дона, используя последний свой аргумент.