– У него чутьё, – уважительно сказалРакуда. – Как у летучей мыши.

В конце концов Маса не снёс восхищённых восклицаний, которыето и дело издавал Фандорин. Решительно засопев, слуга подошёл к дзёнину,отрывисто поклонился и о чем-то попросил.

– Хочет сразиться с каким-нибудь из учеников, –перевёл Эрасту Петровичу провожатый.

Тамба скептически окинул взглядом крепкую фигуру бывшегоякудзы, почесал подбородок и крикнул:

– Нэко-тян!

Из соседней хижины, вытирая передником обсыпанные мукойруки, вышла сухонькая старушонка. Дзёнин показал ей на Масу, коротко приказалчто-то. Старушка широко улыбнулась, разинув рот с одним-единственным жёлтымзубом, сняла передник.

По лицу Масы было видно, как страшно он оскорблён. Однакофандоринский вассал проявил выдержку. Почтительно подойдя к матроне, он спросилеё о чем-то. Вместо ответа та шлёпнула его ладонью по лбу – вроде как шутя, ноМаса взвизгнул от боли. Перепачканный мукой лоб побелел, физиономия покраснела.Слуга хотел ухватить дерзкую каргу за шиворот, но та взяла его за запястье,легонько крутанула – и мастер дзюдзюцу, знаток окинавской борьбы кубаремполетел на землю. Удивительная старуха не дала ему времени подняться.Подскочила, прижала коленом к земле, а костлявой лапой сжала побеждённому горло– тот сдавленно захрипел, застучал ладонью по земле в знак капитуляции.

Нэко-тян немедленно разжала пальцы. Поклонилась дзёнину,подобрала свой фартук и отправилась кухарничать.

Тогда-то, глядя на понурого Масу, не смеющего поднять глазана своего господина, Фандорин и решил, что обязательно научится тайнамниндзюцу.

* * *

Услышав просьбу, Тамба не удивился, но сказал:

– Проникнуть в тайны ниндзюцу трудно, этому нужнопосвятить всю жизнь, с самого рождения. Ты слишком стар, мастерства тебе недостигнуть. Овладеть некоторыми навыками – вот всё, на что ты можешь надеяться.

– Пускай будут навыки. Я с-согласен.

Дзёнин испытующе посмотрел на упрямо выпяченный подбородоктитулярного советника, пожал плечами:

– Что ж, давай попробуем.

Просияв, Эраст Петрович немедленно затушил сигару и вскочил.

– Мне снять куртку?

Тамба пустил струйку дыма.

– Нет. Сначала ты будешь сидеть, слушать и старатьсяпонять.

– Хорошо.

Фандорин послушно сел, вынул из кармана тетрадочку,приготовился записывать.

– Ниндзюцу состоит из трех главных искусств: тондзюцу –искусство скрытности, тайдзюцу – искусство владения телом и будзюцу – искусствовладения оружием…

Карандаш проворно заскрипел по бумаге, но Тамба засмеялся, истало ясно, что он лишь передразнивает манеру заправского лектора.

– Но до этого мы дойдём ещё очень-очень нескоро. Покаже ты должен уподобиться новорождённому младенцу, который открывает для себямир и изучает возможности собственного тела. Ты должен научиться дышать, пить,есть, контролировать работу своих внутренностей, шевелить руками и ногами, ползать,стоять, ходить, падать. Своих детей мы обучаем с колыбели. Растягиваем имсуставы и мышцы. Люльку раскачиваем неритмично и сильно, чтобы малыш училсябыстро перемещать центр тяжести. То, за что обычных детей наказывают, у наспоощряется: передразнивать крик зверей и птиц, кидать камни, лазить подеревьям. Ты никогда не станешь таким, как человек, воспитанный в семье синоби.Но пусть тебя это не пугает. Гибкость членов и выносливость – не самое важное.

– А что самое важное, сэнсэй? – спросил Эраст Петрович,называя Тамбу самым почтительным из японских обращений.

– Нужно уметь правильно формулировать вопрос. Этополовина дела. А вторая половина – умение услышать ответ.

– Я не п-понимаю…

– Человек весь состоит из вопросов, а жизнь иокружающий мир – из ответов на эти вопросы. Определи последовательностьзанимающих тебя вопросов, начиная с самых важных. Потом настройся на то, чтобывоспринять ответы. Они повсюду – во всяком событии, во всякой вещи.

– Неужто во всякой?

– Да. Ведь каждый предмет – частица Божественного ТелаБудды. Возьми хоть этот камень. – Тамба поднял с земли кусок базальта,показал ученику. – Бери. Смотри на него очень внимательно, забыв обо всем,кроме своего вопроса. Смотри, какая интересная у камня поверхность: все этивпадинки, бугорки, кусочки налипшей грязи, вкрапления. Представь, что отстроения и вида этого камня зависит вся твоя жизнь. Изучай этот предмет оченьдолго, пока не почувствуешь, что знаешь про него всё. И тогда задай ему свойвопрос.

– Например, к-какой? – спросил Эраст Петрович, синтересом разглядывавший кусок базальта.

– Любой. Делать тебе что-то или не делать. Правильно литы живёшь. Жить тебе или умереть.

– To be or not to be? – повторил титулярныйсоветник, так и не поняв, процитировал ли дзёнин Шекспира или же это случайноесовпадение. – Но как может ответить камень?

– В его контурах, узорах, фигурах, которые из нихобразуются, обязательно содержится ответ. Человек, настроенный на понимание,его увидит или услышит. Это может быть не камень, а любая неровная поверхностьили нечто возникшее случайно: клуб дыма, след от чайной заварки на дне чашки,да хоть остатки кофе, который так любите пить вы, гайдзины.

– M-м, ясно, – протянул титулярныйсоветник. – Про это я слышал и в России. Называется «гадание на кофейнойгуще».

* * *

Ночью он и она были вместе. В доме Тамбы, где комнатынаверху существовали для обмана, а настоящая жизнь была сосредоточена вподполе, им отвели комнату без окон.

После долгого наслаждения, не похожего ни на «Огонь и гром»,ни на «Любовь кротов», он сказал, глядя на её неподвижное лицо, на опущенныересницы:

– Я никогда не знаю, что ты чувствуешь, о чем думаешь.Даже сейчас.

Она молчала, и казалось, что ответа не будет. Но вот из-подресниц блеснули искры, алые губы шевельнулись:

– Я не могу сказать тебе, о чем думаю. Но если хочешь,я покажу тебе, что я чувствую.

– Да, очень хочу!

Она снова опустила ресницы.

– Поднимись наверх, в коридор. Там темно, но ты ещё изажмурь глаза, чтобы не видеть даже теней. Коснись правой стены. Иди вперёд,пока не окажешься перед дверью. Отвори её и сделай три больших шага вперёд.Потом открой глаза.

Больше она ничего не сказала.

Он встал, хотел накинуть рубашку.