Дорога упиралась в ворота, на них готическими буквами былоначертано: «Солнечное гнездышко». Он отворил калитку, прошел в нее и зашагал потропинке. Перед ним возвышался дом – добротно построенное, но безликоесовременное здание с декоративным фронтоном и порталом. Такой дом можно увидетьв любом благоустроенном пригороде или вновь застроенном районе.Непривлекательный, по мнению Калгари, но вполне солидный. Река в этом местеделала крутой поворот. На противоположном берегу ее поднимался поросший лесомхолм, а вдали слева по течению виднелись луга и фруктовые сады.

Ворох денег и абсолютное отсутствие воображения вместохорошего вкуса, скромности и умеренности.

Естественно, он не порицал Эрджайлов за подобную безвкусицу.Они лишь купили этот дом, а не строили его. И все-таки кто-то из них (уж немиссис ли Эрджайл?) его выбрал…

Он решил не терять времени и нажал кнопку электрическогозвонка. Постоял в ожидании и снова позвонил.

Неожиданно для него дверь отворилась.

Калгари, вздрогнув, подался назад. Его разыгравшемусявоображению предстала, казалось, сама Трагедия. Это юное лицо… оно лишьусиливало впечатление трагизма. Он подумал, что трагическое всегда должнопринимать обличье молодости, бессильной перед неотвратимостью Грядущего, –олицетворения безжалостной Судьбы.

Собравшись с мыслями, он про себя отметил: «Лицо, похоже,ирландское». Глубокие, голубые, обрамленные темными тенями глаза, зачесанныеназад черные волосы, красивое, тронутое печалью лицо.

Девушка окинула его внимательным неприветливым взглядом:

– Да? Что вам надо?

– Мистер Эрджайл у себя?

– Да. Но он никого не принимает. Я хотела сказать, непринимает посторонних. Он ведь не знает вас, да?

– Нет. Не знает, но…

Девушка уже начала прикрывать дверь.

– Вам следует написать…

– Простите, у меня к нему важное дело. Вы мисс Эрджайл?

– Да. Я Хестер Эрджайл, – утвердительно проворчала она. – Ноотец никого не принимает, если с ним не договориться заранее. Вам лучшенаписать.

– Я приехал издалека…

Хестер продолжала стоять как вкопанная.

– Все так говорят. Думаю, когда-нибудь этому настанет конец.– В ее голосе чувствовалось пренебрежение. – Полагаю, вы репортер?

– Нет, ничего подобного.

Она подозрительно оглядела его:

– Хм, чего же в таком случае вам надо?

Позади нее, в глубине вестибюля, Калгари заметил другоелицо. Плоское, некрасивое, напомнившее ему оладушку, то было лицо пожилойженщины. Вьющиеся, тронутые сединой волосы, казалось, были приклеены к затылку,а голова на длинной шее, словно у дракона, раскачивалась в воздухе.

– Дело касается вашего брата, мисс Эрджайл.

Хестер надсадно задышала.

– Майкла? – спросила она с опаской.

– Нет, Джека.

– Я так и знала! – взорвалась Хестер. – Знала, что делокасается Джако! Вы когда-нибудь оставите нас в покое? Ведь все закончилось.Чего вы надоедаете?

– Не следует говорить, что все закончилось.

– Но дело, безусловно, закончилось! Джако уже нет в живых,что вы над ним издеваетесь? Все в прошлом. Если вы не журналист, значит, выврач, или психолог, или что-нибудь вроде этого. Уходите, пожалуйста. Не надотревожить отца, он занят.

Хестер решительно взялась за ручку двери. Калгари наконецсделал то, что ему надлежало сделать с самого начала и о чем он впопыхахсовершенно забыл. Он вытащил из кармана и протянул ей письмо.

– У меня письмо от мистера Маршалла.

Она была явно поражена. Пальцы нерешительно дотронулись доконверта.

– От мистера Маршалла… из Лондона? – неуверенно произнеслаона.

Маячившая в глубине коридора женщина вышла вперед иподозрительно уставилась на Калгари, вызвав в его памяти нечто, смутнонапоминавшее монастырь. Конечно, это же типичная монахиня! С обрамляющими лицосветлыми завитками, облаченная в черные одежды. Такие люди не склонны кзадумчивой созерцательности, но, приученные к монастырским порядкам,подозрительно разглядывают пришельца сквозь едва приоткрытую массивную дверь,после чего неохотно впускают его в прихожую или отводят к матушкенастоятельнице.

– Вы от мистера Маршалла?

Вопрос прозвучал почти как обвинение.

Хестер внимательно рассматривала оказавшийся у нее в рукеконверт.

Калгари, все еще стоя у порога, мужественно выдерживалнеприязненные и подозрительные взгляды смахивающей на дракона монахини.

Ему хотелось что-то сказать, но ничего подходящего неприходило в голову. Поэтому он благоразумно помалкивал.

Вдруг откуда-то издали донесся неприветливый голос Хестер:

– Отец говорит, что он может подняться.

Цербер, стерегший Калгари, неохотно отступил в сторону, неутратив при этом своей подозрительности. Калгари прошел в вестибюль, положилшляпу на стул и поднялся по лестнице.

В доме его поразила прямо-таки стерильная чистота. Подобноеобычно доводилось видеть лишь в дорогих лечебницах.

Хестер провела его по коридору, они спустились покоротенькой лестнице, состоящей из трех ступенек. Потом она распахнула дверь,жестом пригласила Калгари войти и, последовав за ним, прикрыла за собой дверь.

Они оказались в библиотеке, и Калгари с удовольствиемзапрокинул вверх голову. Интерьер этой комнаты разительно отличался по духу отвсего остального дома. Несомненно, здесь человек жил, работал, проводил свойдосуг. Стены были уставлены книгами, массивные кресла довольно потрепаны, ноудобны. На письменном столе веселил взор ворох бумаг, по столикам тоже валялиськниги. Калгари заметил очаровательную молодую женщину, вышедшую из комнатычерез дверь в дальнем конце. Затем его внимание привлек поднявшийся навстречучеловек, держащий в руке вскрытое письмо.

В глаза бросилась невероятная худоба этого человека, почтиполная бестелесность, в чем только душа держалась. Казалось, перед вамипредстал выходец с того света! Голос у него был приятный, хотя и не совсемотчетливый.

– Доктор Калгари? – произнес он. – Присаживайтесь.

Калгари сел. Не отказался от сигареты. Хозяин опустился вкресло напротив. Двигался он не торопясь, будто жил в мире, где время ничего незначило. На лице Лео Эрджайла появилась едва приметная улыбка, разговаривая, онпоглаживал письмо бескровными пальцами.