– Мистер Маршалл пишет, что вы хотите сообщить нам нечтоважное, но не указывает подробностей. – Улыбка обозначилась явственнее, онпродолжал: – Юристам присуща осторожность в формулировках, не так ли?

Калгари с удивлением подумал, что перед ним находитсясчастливый человек. То была не безудержная веселая радость, неотъемлемыйспутник счастья, но окрашенная грустью, притаившаяся в душе внутренняяудовлетворенность. Для этого человека внешний мир не имел никакого значения, ион наслаждался своей независимостью. Калгари не знал, почему его так поразилоэто обстоятельство, но воспринял его как должное.

– Вы очень добры, что согласились меня принять, – сказал он.Это было стандартное, ни к чему не обязывающее вступление. – Я полагал, чтолучше приехать самому, чем написать. – Калгари помолчал и продолжил вдруг свнезапной горячностью: – Тяжело… очень тяжело…

– Мы попусту теряем время. – Лео Эрджайл был вежлив инепроницаем. Он наклонился вперед; непринужденность его манер располагала кдоверительности. – Поскольку вы привезли письмо от Маршалла, я догадался, чтоваш приезд имеет отношение к судьбе моего несчастного сына Джако… Джека… Джакомы называли его в семье.

Все слова и фразы, которыми заранее запасся Калгари,выскочили у него из памяти. Сохранилась лишь одна удручающая реальность, окоторой ему предстояло поведать. Как это лучше сделать, он не знал.

– Ужасно тяжело…

Наступило молчание.

– Если вам это поможет… – нарушил молчание Лео, осторожновыговаривая слова, – то мы полностью отдавали себе отчет… Джако вряд ли можнобыло назвать нормальной личностью. Что бы вы ни сказали, нас ничто не удивит.Когда произошла эта жуткая трагедия, я ни минуты не сомневался: Джек непонимал, что он делает.

– Разумеется, не понимал.

Это сказала Хестер. Калгари вздрогнул от неожиданности и тутже забыл о девушке. Она присела на ручку кресла, стоявшего у него за спиной, ивзволнованно заговорила:

– Джако всегда был ужасен. Как ребенок… если тот из себявыйдет. Схватит, что попадется под руку… и в вас запустит…

– Хестер… Хестер… дорогая, – с болью в голосе проговорилЭрджайл.

Смутившись и вспыхнув, девушка вскинула руку к губам.

– Извините, – сказала она. – Мне не следовало… я забылась…я… я… не должна была так говорить… теперь он… теперь все кончено и… и…

– Да, с этим покончено, – молвил Эрджайл. – Все в прошлом. Ястарался… все мы старались… воспринимать мальчика как инвалида. Природапросчиталась, вот в чем дело. – Он взглянул на Калгари: – Вы согласны?

– Нет, – решительно возразил тот.

Наступила тишина. Резкое возражение, прозвучавшее каквыстрел, повергло слушателей в недоумение. Калгари стало не по себе.

– Я… Извините, но вы еще ничего не знаете…

– О! – задумчиво протянул Эрджайл. Потом обернулся к дочери:– Хестер, думаю, тебе лучше уйти…

– И не подумаю! Затем я пришла… хочу знать, что все этозначит.

– Но это может быть не совсем приятно…

– Какие такие гадости еще натворил Джако? – нервновоскликнула Хестер. – Теперь все уже кончено.

– Поверьте мне, пожалуйста… речь совсем не о том, что вашбрат что-то натворил… как раз наоборот, – торопливо заговорил Калгари.

– Не понимаю.

Дверь в дальнем конце комнаты растворилась, появиласьдавешняя молодая женщина. Она была в пальто, с папкой для бумаг в руках.

– Я ухожу. Есть еще что-то для меня? – обратилась она кЭрджайлу.

Эрджайл после некоторого колебания (он вечно колеблется,подумал Калгари) притянул женщину за руку.

– Садись, Гвенда, – сказал он. – Это, хм… доктор Калгари.Это мисс Воугхан, которая… – он замялся, – которая вот уже несколько летявляется моим секретарем. – И добавил: – Доктор Калгари хочет рассказать нам…или спросить нас про Джако…

– Рассказать кое-что, – перебил его Калгари. – А вы, самитого не понимая, все более усложняете мою задачу.

Оба удивленно на него посмотрели, но во взгляде ГвендыВоугхан отразилось понимание. Похоже, она заключила с Калгари молчаливый союз,ободрив его невысказанными словами: «Да… знаю, какие сложности ожидаютЭрджайлов».

Соблазнительная молодая женщина, подумал Калгари, впрочем,не такая уж и молодая… лет тридцать семь или тридцать восемь. Статная фигура,черные волосы, такие же глаза, здоровая и энергичная – словом, кровь с молоком.Кажется, достаточно сведуща и умна.

Эрджайл заметил с налетом холодной учтивости в голосе:

– Не думал усложнять вашу задачу, доктор Калгари.Определенно, это не входило в мои намерения. И если вы перейдете к сути дела…

– Да, вы правы. Простите мне мое замечание. Но вы и вашадочь настойчиво подчеркивали, что все прошло… завершилось… закончилось. Нет, незакончилось. Кто это сказал: «Ничто и никогда не завершается, пока…»

– «Пока не приходит к благополучному исходу», – подсказаламисс Воугхан. – Киплинг.

Она ободряюще кивнула, и Калгари был ей за это признателен.

– Перехожу к делу, – продолжил он. – Выслушав меня, выпоймете мою… мою нерешительность. Более того, мою растерянность. Для началанесколько слов о себе. Я геофизик, недавно участвовал в одной антарктическойэкспедиции. Несколько недель назад возвратился в Англию.

– Это экспедиция Хайеса Бентли? – спросила Гвенда.

Калгари доброжелательно взглянул на нее:

– Да. Экспедиция Хайеса Бентли. Рассказываю вам это, чтобыобъяснить, кто я такой и почему около двух лет ничего не знал о происшедшихсобытиях.

Гвенда опять поспешила ему на помощь:

– Вы имеете в виду… убийство?

– Да, мисс Воугхан, именно это я имею в виду. – Он обернулсяк Эрджайлу: – Пожалуйста, простите меня, если причиняю вам боль, но необходимоуточнить некоторые факты и даты. Девятого ноября позапрошлого года примерно вшесть часов вечера ваш сын Джек Эрджайл (или, по-вашему, Джако) пришел домой,чтобы поговорить со своей матерью, миссис Эрджайл.

– Да, с моей женой.

– Он сказал ей, что у него затруднения, и потребовал денег.Такое случалось и раньше…

– Много раз, – с тяжелым вздохом согласился Лео.

– Миссис Эрджайл отказала ему. Он начал браниться, угрожать.Наконец выскочил опрометью из дома, закричав, что скоро вернется и что ейпридется «изрядно раскошелиться». И еще он сказал: «Ты же не хочешь, чтобы меняпосадили в тюрьму, а?» – и она ответила: «Начинаю думать, тебе было бы невреднотам побывать».