Годами подавляемая неприязнь наконец вырвалась наружу.

— Ты совершенно нелогичен! Почему не можешь рассуждать «спокойно?Пойми же и меня! — вскричала она.

Филип намеренно медленно встал, резанув дочьразъяренно-презрительным взглядом.

— Я прекрасно понял. Понял, что существуют вещи, которыми тыхочешь заняться, люди, с кем ты желаешь встречаться, хотя великолепно сознаешь,что я не одобряю всего этого. Именно потому и желаешь отправиться в другойгород, учиться в большом университете и жить в кемпусе! Что больше всегопривлекает тебя, Мередит? Возможность жить в общежитиях, где полно парней, таки норовящих забраться в твою постель? Или…

— Ты просто болен! Обезумел!

— А ты — точная копия матери! У тебя есть все самое лучшее,а ты только и ждешь возможности завалиться в постель со всякой швалью…

— Будь ты проклят! — взорвалась Мередит, потрясенная силойсобственной неудержимой ярости. — Я никогда не прощу тебе это! Никогда!

Повернувшись на каблуках, она устремилась к двери.

За спиной раздался громовой голос:

— Куда это ты бежишь, черт побери?!

— Ухожу! — бросила она, не оборачиваясь. — И запомни, кполуночи я не вернусь! Хватит с меня запретов!

— Немедленно вернись! — завопил он. Но Мередит, не обращаяна него внимания, пересекла холл и вышла на улицу. Ее ярость лишь усиливалась,пока она садилась в белый» порше «, подаренный отцом к шестнадцатилетию. Отецокончательно спятил! Просто сошел с ума!

Мередит провела вечер с Лайзой и намеренно оставалась у неедо трех ночи. Отец ожидал ее в фойе, меряя пол широкими шагами. Он ревел,говорил гадости, сыпал ругательствами, и хотя у Мередит разрывалось сердце, онане позволила унизить себя и испугаться его гнева. Девушка выдержала словеснуюатаку, и с каждым жестоким словом решимость противостоять отцу лишьусиливалась.

Защищенный от незваных гостей и зевак высоким железнымзабором и охранником на входе, загородный клуб» Гленмур» располагался надесятках акрах изумрудных газонов, засаженных цветущими кустами и цветочнымиклумбами. Длинная извилистая подъездная дорожка, освещенная изящными фонарями, обсаженнаявеличественными дубами и кленами, вела к парадной двери клуба и сновасворачивала у шоссе. Сам клуб, трехэтажное здание неопределенного стиля избелого кирпича, с толстыми колоннами, украшавшими широкий фасад, был окружендвумя полями для гольфа и многочисленными теннисными кортами. С обратнойстороны стеклянные двери вели на живописные террасы, уставленные столиками подзонтиками и деревьями в горшках. Каменные ступеньки спускались с самой низкойтеррасы к двум бассейнам олимпийского размера. Сегодня, однако, бассейны былизакрыты для купающихся, но на шезлонгах оставили мягкие ярко-желтые подушки длятех, кто хотел бы смотреть фейерверк полулежа или отдохнуть между танцами,когда оркестр выйдет играть на улицу.

Сумерки начали сгущаться, когда Мередит въехала в ворота,где служители помогали гостям выйти из машин. Она подкатила к переполненнойавтостоянке и поставила машину между сверкающим новым «роллс-ройсом»,принадлежавшим богатому владельцу текстильной фабрики, и восьмилетней давности«шевроле», хозяин которого был куда более богатым финансистом.

Обычно полутьма всегда поднимала настроение Мередит, носегодня, выйдя из машины, она по-прежнему была раздражена и расстроена, мыслиблуждали где-то далеко. Кроме одежды, ей нечего продать, чтобы заплатить заучебу. Машина куплена на имя отца, и наследство под его контролем. На счету вбанке у Мередит было ровно семьсот долларов и ни цента больше. Мучительнопытаясь найти решение, она медленно направилась к парадному входу клуба.

В такие вечера, как этот, охранники клуба и телохранителивыполняли еще обязанности служителей автостоянки. Один из них поспешил взбежатьна крыльцо, чтобы распахнуть перед ней дверь.

— Добрый вечер, мисс Бенкрофт, — поздоровался он, блеснувнеотразимой улыбкой. Мускулистый, красивый, хорошо сложенный студент изуниверситета штата Иллинойс, он подрабатывал здесь летом. Мередит знала это,потому что молодой человек сам рассказал обо всем, когда она пыталась загоратьздесь на прошлой неделе.

— Привет, Крис, — рассеянно бросила она. Кроме праздникаЧетвертого июля, Дня Независимости, отмечалось также основание «Гленмура», и вклубе то и дело слышались веселый смех и разговоры, а члены клуба с коктейлямив руках, одетые в смокинги и вечерние платья, обязательные наряды для двойногопраздника, переходили из комнаты в комнату. Интерьер «Гленмура» был куда менеевпечатляющим и элегантным, чем в других, более новых клубах в окрестностяхЧикаго. Восточные ковры, покрывавшие натертые деревянные полы, выцвели, апрочная старинная мебель создавала атмосферу скорее пуританского, несколькоскучноватого довольства и покоя, чем роскоши и блеска. В этом «Гленмур» былпохож на большинство первоклассных загородных клубов страны.

Старый и чрезвычайно эксклюзивный, он гордился тем, чтопрестиж и недоступность, вызывавшие горячее стремление попасть в него, зависелине от мебели или удобств, а от статуса членов. Одно лишь богатство не моглостать гарантией столь желанного членства в клубе, если только не было подкрепленоопределенным положением в высших слоях чикагского общества. В тех редкихслучаях, когда кандидат удовлетворял этим двум требованиям, от него все жетребовалось получить единодушное одобрение всех четырнадцати членов приемногокомитета «Гленмура», прежде чем подать заявление о приеме. Эти строгие правилапозволили за последние несколько лет положить конец притязаниям нескольких,внезапно разбогатевших предпринимателей, бесчисленных врачей, игроковбейсбольных команд, десятка конгрессменов и члена Верховного суда штата.

На Мередит, однако, не производили впечатления низамкнутость клуба, ни его члены. Они были просто знакомыми лицами, многих изкоторых она хорошо знала, других встречала лишь мельком. Шагая по коридору, онамеханически улыбалась знакомым, заглядывая в различные комнаты в поисках людей,с которыми обещала встретиться. Одна из столовых была на этот вечер превращенав казино, в двух остальных устроили роскошный буфет. Везде толпились люди.Ниже, на первом этаже, в главном банкетном зале настраивал инструменты оркестр,и, судя по страшному шуму, доносившемуся оттуда, Мередит предположила, что итам полно народа.

Проходя мимо карточной комнаты, она осторожно заглянулатуда. Отец был заядлым игроком, как, впрочем, и большинство собравшихся в этойкомнате, но ни его, ни компании Джона здесь не было. Мередит обошла весь этаж инаконец решила заглянуть в главный салон.

Несмотря на огромные размеры салона, обстановка создавалаатмосферу уюта. Вокруг низких столов расставлены мягкие кресла и диваны, а светмедных бра был приглушен, и мягкое сияние переливалось на панелях старого дуба.Обычно высокие стеклянные двери в глубине салона были закрыты тяжелымибархатными шторами, но сегодня их распахнули, чтобы гости могли выйти на узкуюверанду, где тихо наигрывал оркестр. Стойка бара шла слева, по всей длинекомнаты, и бармены суетились, обслуживая гостей. Сегодня здесь тоже было полнонарода, и Мередит уже хотела повернуться и направиться к ведущей наверхлестнице, но в этот момент заметила Шелли Филмор и Ли Эккермен, которые обесегодня звонили и напоминали, что ждут ее вечером. Девушки стояли в дальнемконце бара, вместе с несколькими приятелями Джонатана и немолодой парой, вкоторой Мередит, хотя и с некоторым опозданием, узнала мистера и миссис РасселСоммерс, — дядю и тетку Джонатана. Мередит подошла к ним и мгновенно застылапри виде отца, стоявшего слева в обществе каких-то людей.