Увидишь. В одном очень интересном месте. — Я зашла втелефонную будку, порылась в справочнике и набрала номер. Саманта и ДжиллианФоррестер коренным образом меняли планы.

Перед отъездом из Нью-Йорка я сдала свою квартиру жильцам.Как обычно, они имели право выехать ровно через месяц после предупреждения, а яотправила его лишь две недели назад. Две недели нам предстояло мыкаться погостиницам. Я заранее выбрала тихий, недорогой отель неподалеку от прежнейквартиры. Чушь! Это Нью-Йорк. К черту все «тихое и недорогое»! Ладно, на двенедели у меня денег хватит…

— Мама, ты куда звонила?

— Туда, где мы будем жить. Надеюсь, тебе понравится. Ачерез две недели вернемся домой.

Надо было ее успокоить. Чтобы выбраться из пропасти, мнетребовалось что-нибудь грандиозное, но она нуждалась в чем-то знакомом. Всеравно. Каждый получит свое. Сначала проживем две недели так, как хочу я, апотом она снова окажется дома, в привычной уютной обстановке.

Я сняла с конвейера наши осиротевшие сумки, подозваланосильщика и велела отнести их к такси.

— Куда вам, леди? — У шофера была типичнаявнешность нью-йоркского таксиста: зажатый в зубах окурок сигары и щетинадвухдневной давности.

— В отель «Ридженси», пожалуйста. Угол Шестьдесятпервой улицы и Парк-авеню.

С блеском в глазах я посадила Сэм на колени, откинулась наспинку сиденья, и мы двинулись в город. В наш с Сэм город.. Наш общий. Ну,берегись, Нью-Йорк! Скоро ты будешь сидеть у меня нацепи!

В типично нью-йоркском стиле мы неслись к городу, перескакиваяиз одного ряда в другой и ежеминутно рискуя жизнью. Казалось, эта езда непроизвела на Сэм особого впечатления, но меня она наполнила чувствомбесшабашной жизнерадостности, которую испытываешь, летя на санках с горы. Всепроскакивало мимо, взгляд не успевал следить за постоянно менявшимисякартинами, фонари сливались в одну сплошную линию… Я ощущала лишь скорость, ноне опасность. В Нью-Йорке не привыкаешь к опасности, а пропитываешься ею, ждешьее и, наконец, не можешь без нее существовать. Опасность у местных в крови.

Мы пересекли мост Куинсборо, спустились вниз по Шестидесятойулице и остановились у светофора на перекрестке с Третьей авеню. Вот оно,начинается! Орды лохматых наркоманов ошивались вокруг ресторана «Йеллоуфингер»,поглядывая друг на друга и задирая прохожих. На девицах были просвечивающиесвитера в обтяжку, на парнях — брюки весьма непристойного вида. В общем, здесьпроцветал стиль, который французы деликатно называют «позвольте пройти». Япросекла это с первого взгляда. Безделушки, парики, прически «афро»,разрисованные лица — все говорило о том, что мы уже не в Калифорнии, где никтона такое не осмеливался, а в самом настоящем, доподлинном Нью-Йорке. На другойстороне улицы раскинулся универсальный магазин Блумингдейла, и в узком ущельемежду этими двумя гигантами туда и сюда сновали машины, гудели клаксоны,сверкали бамперы, и со всех сторон звучал голос Кона Эдисона — любимого певца ишоферов, и пешеходов. Все вокруг было залито огнями ресторанов, магазинов,уличных фонарей, светящейся рекламы. Здесь чувствовалась невероятно мощнаяаура, избавиться от чар которой было нелегко… Мы свернули на Третью авеню инесколько кварталов проехали в окружении множества машин, обдававших насвыхлопами и слепивших фарами. Теперь налево, на Парк-авеню… Объехав газон, мывернулись чуть назад и остановились у подъезда отеля. Слава богу, что ядогадалась позвонить сюда прямо из аэропорта! «Тихая» гостиница прикончила быменя. Мне нужно было именно это. «Ридженси».

Швейцар в ливрее помог нам выйти и улыбнулся Сэм. Двакоридорных тут же подхватили наши сумки. Я расплатилась с шофером и непотребовала сдачи. Тут это было неприлично.

Сэм вцепилась в мою руку, мы благополучно миноваливращающуюся дверь и очутились в вестибюле, отделанном мрамором и позолотой встиле барокко. За необъятных размеров стойкой тут же появился мужчина.

— Добрый вечер, мадам. Чем могу служить? — На нембыл вечерний костюм и черный галстук-бабочка. Мужчина говорил с французскимакцентом. Само совершенство.

— Добрый вечер. Меня зовут миссис Форрестер. Я звонилачас назад и заказывала номер. Две комнаты с двумя кроватями. — Сэмзагляделась на портье, и он ответил ей улыбкой.

Да, действительно. Прошу прощения, мадам, но возникланебольшая проблема. Произошла накладка. — О, дерьмо! У них нет свободныхномеров. И я в мгновение ока ощутила себя Золушкой, лишившейся бального платья.

— Какая накладка? По телефону мне ничего несказали! — Я пыталась говорить безапелляционно и не показывать виду, чторазочарована.

— Дело в том, что сегодня вечером все двухкомнатныеномера заняты, мадам. Я надеялся, вы согласитесь до утра занять дваоднокомнатных номера по соседству, но теперь вижу, что для мадемуазель этонеприемлемо. — Он поглядел на Сэм и вновь улыбнулся. — Вы, конечно,предпочли бы спать с мамой. — Я чуть не заикнулась, что согласна на дваоднокомнатных, но портье продолжал говорить: — У меня есть другое предложение.Есть один незанятый люкс. Конечно, он для вас немного великоват… — И чудовищнодорог. Я не могу позволить грабить себя. Люкс? Ни в коем случае. — Если высогласны, мы готовы сделать соответствующую скидку. Поскольку вы сделали заказпо телефону, отель возместит вам разницу в стоимости. Надеюсь, мадампонравится. Это один из лучших наших номеров.

Вы очень любезны. Благодарю. — Я улыбнулась светскойулыбкой и с удивлением обнаружила, что портье смотрит на меня как завороженный.Что ж, старушка, оказывается, ты не утратила шарма! Какое счастье, что ядогадалась надеть в дорогу маленькое черное платье, купленное этим летом вмагазине Мэгнина. Оно сыграло свою роль. И когда лифт плавно понес нас надвадцать седьмой этаж, я поняла, что поступила абсолютно правильно.

— Сюда, пожалуйста. — Мы пошли за коридорным,который нес наши сумки, и дважды свернули налево. Тут даже у меня захватило дух,а о Сэм и говорить нечего. Нас окружал бесконечный светло-бежевый холл,устланный роскошным красным ковром и уставленный мраморными столиками в стилеЛюдовика XV. Двери были украшены золотыми цифрами и большими медными ручками.

Коридорный растворил дверь в конце холла, и та широкораскрылась. 2709. Это нам? Ух ты! Номер был угловым, и отсюда весь Нью-Йорк былвиден как на ладони. Нам подмигивали небоскребы: вдали виднелся Эмпайр-стейт,чуть ближе — здания «Пан Ам Билдинг» и «Дженерал моторс». Далеко внизу лежалаэлегантная Парк-авеню, казавшаяся отсюда длинной серо-зеленой лентой,испещренной огнями светофоров. А в правом углу этой величественной панорамывиднелись пролив Ист-Ривер и малюсенькие домишки, стоявшие на ВосточныхШестидесятых улицах и устилавшие все пространство между рекой и подножиемотеля. О таком великолепии я и не мечтала…

Коридорный удалился сразу же, как только я поблагодарила егои дала на чай. Я принялась осматривать комнату. Она была оформлена вжелто-белых тонах, устлана толстыми коврами и богато задрапирована. На окнахвисели роскошные шторы из дамасского шелка. Рядом с входной дверью находилсябар, крошечная кухня, маленькая ниша с обеденным столом, а напротив стоялогромный письменный стол с мраморной крышкой. За таким столом можно былосотворить только что-нибудь действительно великое: например, подписать чек начетыреста тысяч долларов…