Рядом с этой комнатой располагалась спальня, обставленнаяярко и жизнерадостно: мебель в провансальском стиле, обои с мелким растительнымузором и огромный букет свежих цветов. Какая роскошь… А ванная-то, ванная! Этобыла просто мечта. Все из французского фарфора, мрамора и бронзы. Полотенцатолщиной в семь дюймов, ванна глубиной в три фута. И, наконец, туалет,выглядевший словно будуар французской королевы.

— Сэм, нравится тебе здесь? — спросила я с улыбкойудовлетворенного людоеда.

— Нет. Я хочу в Сан-Франциско. — По ее щекамскатились две огромных слезы, и я застыла на месте. Бедная Сэм…

— Ох, моя радость… Я знаю… Я тоже. Мы скоро вернемся.Когда-нибудь. Это было бы просто чудесно. Там ты пойдешь в школу, и… —беспомощно залепетала я, испытывая непреодолимое желание вернуться. Сэмчувствовала, что ее предали.

— Можно мне лечь с тобой?

— Конечно, моя радость. Конечно. Давай ложиться. Поестьне хочешь? — Она покачала головой и плюхнулась на край кровати, все ещеприжимая к себе плюшевого мишку. Само отчаяние. — Молока с печеньем… —Может, это отвлечет ее.

Подняв бежевый телефон обтекаемой формы, я обнаружила подним список гостиничных телефонов, набрала нужные номера и заказала молоко спеченьем для Сэм и полбутылки шампанского для себя. Шелковое платье еще наЗолушке. Бал не кончился.

Когда в номер доставили огромный поднос, накрытый розовойльняной салфеткой, Сэм сидела у меня на коленях. Она принялась потягиватьмолоко и грызть печенье, а я тем временем смаковала шампанское. Сцена былапотрясающая.

— Пора спать, любовь моя. — Сонно кивнув, онапозволила раздеть себя и юркнула под одеяло.

— Мы скоро вернемся?

— Скоро, моя дорогая… Посмотрим. — Опустившиесябыло веки тут же поднялись, и Сэм бросила на меня пронизывающий взгляд.

— Завтра утром напишу письмо дяде Крицу. Обязательно!

— Хорошая мысль, Сэм. А теперь пора спать. Приятныхснов.

Глаза ее вновь закрылись, на сей раз окончательно, и яулыбнулась, глядя на крохотное существо, лежащее в громадной кровати. Завтраона напишет Крису большущими, кривыми, неумелыми буквами. Только ему.

Я выключила свет и отправилась в гостиную с бокаломшампанского в руке, вспоминая спящую Саманту… и Криса.

Прощание в сан-францисском аэропорту состоялось тысячу летназад. Калифорния была всего лишь сном… Глядя на лежащий у моих ноггород-дракон, я задумалась, суждено ли мне когда-нибудь вернуться в Калифорнию?И хочу ли я этого? За какой-то час Нью-Йорк полностью околдовал меня. Язавоевала другие миры, настало время завоевать свой собственный. Захотелосьпосоперничать с самым могучим городом планеты и положить его на лопатки, чегобы это ни стоило.

— Доброе утро, мадемуазель. Как изволилипочивать? — Впервые в жизни я проснулась раньше Сэм.

— Ничего, — ответила слегка сбитая с толку,полусонная Сэм.

— Мы в отеле. Вспомнила?

— Знаю. Я буду писать дяде Крицу. — Этого она тожене забыла.

— Хорошо. Но сегодня у нас много дел в городе. Поэтомувставай поскорее.

Я взялась за телефон и первым делом поговорила со своимиквартиросъемщиками, чтобы удостовериться, что они съедут вовремя, а потомобзвонила несколько школ. Учебный год только начался, но по нью-йоркским меркаммы должны были подать заявление еще год назад. Очень плохо. Однако я былауверена, что кто-нибудь обязательно нас примет, и оказалась права. Неподалекуот отеля располагалось нечто вполне подходящее, и я договорилась зайти тудавместе с Сэм после полудня.

Кроме того, я наняла для Сэм беби-ситтер. На время нашегопроживания в отеле она должна была приходить сюда, а потом — к нам на квартиру.

Но главной проблемой были поиски работы. Я совсем не былауверена, что ее удастся найти. За время моего отсутствия в Нью-Йорке ввелирежим жесткой экономии, и безработные среди нашего брата попадались на каждомшагу. Мой опыт ограничивался сотрудничеством с рекламными агентствами журналов,а, по слухам, как раз с этим сейчас было туго, да и связи я потеряла. Доотъезда я работала в журнале «Декор», но надежды снова пробиться туда почти небыло. Конечно, можно было перебиваться случайными заказами, как в Калифорнии,но я знала, что в Нью-Йорке на этот заработок прожить невозможно. Слишкомдорого стоила здесь жизнь. Так что «Декор» оставался моей последней надеждой.По крайней мере хоть какой-то зацепкой. Может быть, главный редактор ЭнгусОлдридж что-нибудь придумает или посоветует, куда обратиться. Во всяком случае,я ничего не теряю.

— Энгуса Олдриджа, пожалуйста… Миссис Фор-рестер… Нет…Фор-рес-тер… Да… Нет, я подожду.

Он был очарователен, элегантен и чертовски хорошо знал своедело. Костюмы от Билла Бласса, дружелюбная улыбка и умудренный вид производилинеотразимое впечатление на провинциальных дам. Ему было тридцать девять лет, онувлекался лыжами и поэтому частенько летал в Европу. Будучи уроженцемФиладельфии, он проводил лето в штате Мэн (с семейством) или на островахЭгейского моря (один), а журналистике учился в Йельском университете. Нашредактор. Наш бог. Наш мистер Олдридж.

За теплой улыбкой скрывались стойкость и бесстрашие, безкоторых нельзя стать настоящим редактором. Но он нравился мне и сам по себе: сголовы до ног филадельфиец, выпускник Йеля, обитатель Восточной Шестьдесятчетвертой улицы, и это ему очень шло. Энгус ни в грош не ставил провинциалов изУичито или Тусона, которым раз в месяц посылал свой журнал, но был слишкомхорошо воспитан, чтобы позволить им заподозрить это. К тем же, кто играл поправилам и знал, что такое стиль, он благоволил.

— Да, я жду…

— Джиллиан? Вот это сюрприз! Как дела, дорогая?

— Нормально, Энгус. Отлично. Рада слышать тебя. Скольколет, сколько зим! Как жизнь? И, конечно, как журнал?

— Чудесно, дорогая. Как съездила, успешно? Иливернулась из Сан-Франциско латать пробоины?

— Пожалуй, успешно. Там увидим. — Но слова«Сан-Франциско» заставили меня сжаться от боли.

— Джиллиан, дорогая, опаздываю на деловую встречу!Почему бы тебе как-нибудь не заехать в редакцию? Нет. Как насчет ленча сего…за… в четверг? Да, в четверг. Тогда и поговорим.

— Четверг подходит. Было бы замечательно. Очень хочетсяпоболтать, Энгус. Смотри, не заработайся за это время до смерти, а то я самаумру от неудовлетворенного любопытства. — Треп, конечно, но в Нью-Йоркебез этого нельзя…

— Отлично, дорогая. Значит, в четверг. В час дня. Какобычно, у «Генри»? Прекрасно. До встречи. Рад, что ты вернулась. — Чертпобери, это уже не просто треп!

У «Генри». Как в добрые старые времена, когда нужно былочто-то «обсудить»… Добрый день, мистер Олдридж… Сюда, пожалуйста, мистерОлдридж… Сухого мартини, мистер Олдридж?.. Вот счет, мистер Олдридж… Пошли вы взадницу, мистер Олдридж.