— Мы еще вернемся сюда? — Сэм с трудом оторваласьот этой сцены.

— Конечно. И не раз. Ну, теперь-то тыпроголодалась? — Она кивнула, все еще дрожа от возбуждения, и сломя головуринулась в «Палм-Корт», где звучали рояль и скрипки, росли деревья и мириадыдам сидели за крошечными столиками, накрытыми розовыми скатертями. Все дышаловикторианской элегантностью и ничуть не изменилось с тех пор, как бабушкаводила меня сюда пить чай.

Сэм достался гамбургер и огромная бутылка земляничнойгазировки, я поковыряла порцию салата за шесть долларов, и мы пошли домой,довольные тем, как прошло утро.

По дороге мы забежали в школу. Я осталась довольна увиденными договорилась, что Сэм начнет посещать занятия с завтрашнего дня. Забавно. То,на что в других местах уходят недели, в Нью-Йорке делается за полдня. Ядоговорилась о двух деловых встречах, определила Сэм в школу, позавтракала в«Плазе» и доставила дочке удовольствие. Совсем неплохо.

У меня оставалось несколько свободных часов. Прибылабеби-ситтер, и я сдала ей Сэм с рук на руки. Мне хотелось позвонить ПегРичарде. Все утро у меня зудело внутри. Я не могла дождаться этого момента.

Мы с Пег Ричарде вместе росли и ходили в одну школу; онабыла мне как сестра. Мы были совершенно разные, но понимали друг друга сполуслова. Ей-богу! И всегда заботились друг о друге. Всегда. Скорее каксестры, чем как подруги.

Пег Ричарде грубовата и задириста, говорит на чудовищномжаргоне, с виду простушка, коренастая, крепкая, веснушчатая и кареглазая. Вшколе она была заводилой — как в шалостях, так и в серьезных делах. Никто лучшеее не мог поставить на место неряху и задаваку или отшить девчонку, котораяникому не нравилась. Она ходила в мужских полуботинках, стриглась коротко ибыла равнодушна к тряпкам и косметике, по которым мы с ума сходили. Мальчики еетоже почти не интересовали. Она была просто Пег. Свой парень. Но за те двагода, которые я провела в Европе, пытаясь учиться живописи, имидж «капитанахоккейной команды» у Пег бесследно исчез. Она серьезно увлеклась альпинизмом,нахваталась новых словечек, и я заподозрила, что веки у нее были накрашены. Тригода спустя Пег работала продавцом в секции детской одежды, по-прежнемуговорила ужасно, но определенно пользовалась косметикой и носила накладныересницы. Она играла в теннис, жила с каким-то журналистом и выбивалась из сил,пытаясь выйти за него замуж. Тогда Пег было двадцать три. А пять лет спустя,когда я в первый раз вернулась из Калифорнии, она была одна, ни с кем не жила иработала все там же.

Пег делала для меня все: опекала в школе, не отходила отменя, когда я родила Саманту, и чувствовала себя несчастной, поддерживала вовремя развода и много раз вытягивала изо всяких передряг. Пег — моя испытаннаяподруга, верная союзница и одновременно самый придирчивый критик. Разве могутбыть секреты от того, кого знаешь как облупленного?

Телефон в отделе универмага отозвался быстро, я попросилапозвать Пег, и через полминуты она взяла трубку.

— Пег? Это я. — Если во время разговора с Энгусомя держалась как настоящая нью-йоркская львица, то с Пег живо превратилась вшкольницу.

— Ах ты паршивка! Джиллиан! Какого черта ты делаешь вгороде? Давно пришлепала?

— Недавно. Вчера вечером.

— Где бросила кости?

— Слушай, ты не поверишь, но в «Ридженси».

— Кончай заливать. Неужто правда? Разбогатела, что ли,на западе? Я думала, золотая лихорадка давно кончилась.

— Хватит, Пег… Разбогатела. Только не так, как тыдумаешь. — Я вспомнила о Крисе и сразу помрачнела.

— Эй, Джилл, у тебя все в порядке?

— Ага. Нормально. Как у тебя?

— Жива покуда. Когда я тебя увижу? А моя подружка Сэм стобой?

— Куда она денется? Приезжай когда хочешь. В этомчертовом городе я чувствую себя чужой и не знаю, с чего начать. Но я на коне.

— В «Ридженси», кто бы мог подумать… Слушай, ещесекунду… Скажи честно: вы насовсем или только на время?

— Кто его знает… Скорее всего насовсем.

— Значит, твой роман накрылся?

— Не знаю, Пег. Думаю, да, но толком не знаю. Этодлинная история. Приедешь, расскажу.

Ты меня чертовски расстроила. Но я ни чуточки не удивилась.После того как ты застала его с той девкой… — Я совсем забыла, что с горя обовсем написала ей.

— Ну, это пустяки…

— Значит, что-то новенькое? О боже! Мне бы и этого вышекрыши… Бедная старушка Джилл, ты никогда не научишься уму-разуму! Ладно,расскажешь все при встрече. Может, сегодня вечером?

— Вечером? Конечно. Почему бы и нет?

— Не слышу энтузиазма. Ну и черт с тобой. Приду в отельпосле работы, тяпнем как следует. Соскучилась по твоей громадной девице. Я такрада, что ты вернулась, Джилл!

— Спасибо, Пег. Тогда до вечера.

— Ага. Кстати, не забудь одеться поприличнее. Я поведутебя обедать в «Двадцать одно».

— Да ты что?

— Что слышала. Отпразднуем твое возвращение.

— Может, лучше у меня в номере?

— Не болтай зря. — С этими словами она повесилатрубку, и я улыбнулась. А все же неплохо вернуться домой! Время, проведенное сКрисом, начало казаться мигом. Ничего особенного не случилось. Я снова вНью-Йорке, городе своей юности. Появилась надежда на скорую работу. Вечером ябуду обедать в «Двадцать одном». Похоже на то, что Нью-Йорк и вправду улыбаетсямне. Неужели все выйдет так, как я загадала?

Пег заказала столик в баре знаменитого клуба «Двадцатьодно». В зал нас провел метрдотель, казалось, хорошо знакомый с Пег.

— Ну что ж, после моего отъезда ты научилась выбиратьрестораны. Большой прогресс.

— За ценой не постоим. — Она таинственноулыбнулась и заказала по двойному мартини. Это тоже было что-то новенькое.

Свидание Пег с Самантой прошло так же буйно и весело, как инаша встреча. Моя дорогая подружка выглядела лучше прежнего, а язык у нее сталеще острее. Она чуть не задушила Сэм в объятиях, не забыв покрыть меня вдоль ипоперек, пока мы толкались, пихались и хохотали. Как же я была рада ее видеть!

Она принялась потягивать мартини, а я в это время огляделаресторан и поразилась количеству изысканной публики. Сливки общества. Казалось,сюда съехались обедать все нью-йоркские толстосумы. И я заодно.

В Сан-Франциско народ признавал лишь два стиля:остро-хипповый и костюм биржевого маклера 50-х годов. Женщины быликонсервативны и все еще носили шерстяные платья пастельных цветов без рукавов,длиной по колено, шляпы, перчатки и все прочее. Но Нью-Йорк просто ошеломлялобилием нарядов. Бросающие в дрожь, спокойно-элегантные, невыразимо шикарные —глаза разбегались от разнообразия фасонов, цветов и стилей. Когда такси подороге из аэропорта остановилось у «Йеллоуфингера», я с первого взглядазаметила, что в Нью-Йорке одеваются вызывающе. Да еще как!