— О Боже, — пролепетала Мередит. — Мэтт, вам придетсяпокинуть клуб. Немедленно уходите.

— Нет.

— Пожалуйста! — почти крикнула она. — Со мной все будет впорядке, здесь он мне ни слова не скажет, подождет, пока мы останемся наедине,но трудно представить, что он сделает с вами.

И минуту спустя Мередит узнала ответ.

— Здесь сейчас будут люди, чтобы выпроводить вас отсюда,Фаррел, — прошипел отец вне себя от бешенства и, повернувшись к Мередит, ссилой сжал ее руку:

— Ты идешь со мной.

Два клубных официанта уже направлялись к нему. Отец дернулее за руку, и Мередит снова умоляюще попросила Мэтта:

— Пожалуйста, уходите, не нужно устраивать сцену. Отецпотащил ее вперед, и у Мередит не осталось другого выбора, кроме как покорноидти за ним или тащиться сзади. Она едва не заплакала от облегчения, увидев,что официанты остановились, а Мэтт, широко шагая, направился к дороге.Официанты нерешительно поглядели на Филипа, ожидая указаний, и тот бросил:

— Пусть подонок убирается, но позвоните привратнику ипредупредите, чтобы не вздумал впустить его снова.

У самой двери отец, побагровев от гнева, обернулся кМередит:

— Твоя мать сделала меня посмешищем, но будь я проклят, еслии тебе удастся то же самое! Слышишь?!

Он отбросил руку дочери, словно она была оскверненаприкосновением Мэтта, но голоса больше не повышал. Истинный Бенкрофт, какими быни были повод и причина, никогда не проветривает грязное белье на публике.

— Немедленно поезжай домой и оставайся там. На дорогу у тебяуйдет двадцать минут; через двадцать пять минут я позвоню, и Боже помоги тебе,если вовремя не окажешься на месте.

Он резко повернулся на каблуках и вошел в дом. Изнывая отунижения и позора, Мередит посмотрела ему вслед, а потом вошла в клуб и взяласумочку. По пути на стоянку она заметила в тени деревьев три целующиеся пары.

Почти ничего не видя из-за застилающих глаза слез бессильнойярости, Мередит уже проехала мимо одинокой фигуры, шагавшей по обочине дороги сперекинутым через плечо смокингом, прежде чем поняла, что это Мэтт. Она нажалана тормоза. Снедаемая угрызениями совести за причиненную ему боль, девушка неосмеливалась поднять на него глаза.

Он подошел к машине, слегка нагнулся, глядя на Мередитсквозь приоткрытое окно:

— С вами все в порядке?

— В полном. — И, неловко пытаясь притвориться, будто ничегоне случилось, объяснила:

— Мой отец — Бенкрофт, а Бенкрофты никогда не ссорятся напублике.

Но Мэтт заметил стоявшие в глазах слезы и, протянув руку,осторожно притронулся загрубевшими пальцами к ее щеке.

— И кроме того, не плачут на людях, не так ли?

— Верно, :

— призналась Мередит, пытаясь перенять от Мэтта хоть немногоего великолепного безразличия к отцу. — Я… сейчас я еду домой. Могу я подвезтивас?

Мэтт перевел глаза с ее лица на побелевшие пальцы,вцепившиеся в баранку.

— Да, но только если вы позволите мне сесть за руль.Следующие слова помогли Мередит понять, что он сомневается в ее способностидобраться до дома:

— Почему бы мне не доставить вас домой? А оттуда я возьмутакси.

— С удовольствием, — весело объявила Мередит. Выйдя измашины, девушка обошла ее кругом и уселась на место пассажира.

Мэтт включил сцепление, и машина плавно свернула спроселочной дороги на шоссе. Оба долго молчали. Мимо проплывали огоньки фар,ветерок дул в окна. С левой стороны сверкали огненные фонтаны, расцветали яркиецветочные клумбы, сыпались каскады искр — это догорал фейерверк, приходя к великолепномуфиналу в россыпях красного, белого и голубого огней. Мередит молча наблюдала,как сверкающие искры рассыпаются и гаснут.

Запоздало припомнив хорошие манеры, она наконецпробормотала:

— Я хочу извиниться за то, что произошло сегодня, то есть заотца.

Мэтт искоса с веселым изумлением взглянул на нее. — Это емуследует извиниться. Моя гордость была задета, когда он послал этих двоих жирныхпожилых официантов выбросить меня. Мог бы по крайней мере подрядить четверых,чтобы пощадить мое самолюбие.

Мередит раскрыла рот, потрясенная тем, что его ничуть незапугали угрозы отца, но тут же улыбнулась, ощущая, как прекрасно быть рядом стаким человеком. Молча оценив широкие мускулистые плечи Мэтта, она кивнула:

— Если бы он действительно хотел выкинуть вас из клуба, могбы сообразить послать сразу шестерых.

— Мое самолюбие и я — мы оба благодарим вас, — ленивоулыбнулся он, и Мередит, которая дала себе слово больше не улыбаться,разразилась хохотом.

— У вас чудесный смех, — спокойно произнес он.

— Спасибо, — ответила Мередит, без памяти довольнаякомплиментом.

В бледном свете приборной доски она не отрываясь изучалатемный профиль, наблюдала, как ветер шевелит густые волосы, удивляясь, почемунесколько простых слов кажутся почти физической лаской. Слова Шелли Филморпришли на ум, прозвучали возможным ответом: «Настоящая сексапильность в чистомвиде…»

Поначалу она не считала Мэтта чересчур привлекательным. Затотеперь, кажется, изменила свое мнение и подумала, что немало женщин вешаетсяему на шею. Вне всякого сомнения, именно по этой причине он научился такцеловаться. Да, сексапильности в нем хоть отбавляй, и в обращении с женщинамиему нет равного.

— Сверните сюда, — попросила Мередит четверть часа спустя,когда они приблизились к высоким воротам из кованого железа. Протянув руку, онанажала кнопку на приборной доске, и ворота медленно распахнулись.

— Это наш дом. — объяснила Мередит, когда он нажал натормоза.

Мэтт взглянул на величественное каменное строение с окнами восвинцованных переплетах:

— Похоже на музеи.

— По крайней мере вы не сказали «мавзолей», — усмехнуласьдевушка.

— Зато подумал.

Мередит, все еще улыбаясь, проводила его в библиотеку вглубине дома, но когда он подошел к телефону и поднял трубку, сердце девушкиупало. Она хотела, чтобы Мэтт остался, хотела поговорить с ним, сделатьчто-нибудь, лишь бы отогнать отчаяние, которое обязательно овладеет ею, кактолько она окажется одна.