В продолжающейся тишине Мэтт, казалось, взвешивал то, чтосказала Мередит, и то, что осталось невысказанным, проникая в мысли, которыеона таила даже от себя самой. И выводы, к которым Мэтт пришел, похоже, былидовольно нерадостными, потому что он со стуком поставил стакан и взглянул на часы.

— Пойду подожду такси на улице.

— Я провожу тебя.

Вежливые фразы, которыми обмениваются двое почти незнакомыхлюдей, всего час назад сплетавшихся на диване в страстных объятиях. Абсурдностьпроисходящего больно обожгла Мередит, но она, закусив губу, молча выпрямилась иотошла от стола. В ту же секунду взгляд Мэтта остановился на ее голых ногах,вернулся к помрачневшему лицу и скользнул к разбросанным по плечам волосам.Босая, растрепанная, в длинном халате, Мередит совсем не походила на строгую светскуюдаму в вечернем платье. Прежде чем вопрос слетел с губ Мэтта, Мередит ужепоняла, что он хочет узнать.

— Сколько тебе лет?

— Не так много, как ты думаешь.

— Сколько? — настаивал он.

— Восемнадцать.

Она ожидала нового взрыва, но вместо этого Мэтт долго,жестко разглядывал ее и потом сделал то, что не имело для Мередит никакогосмысла. Подойдя к письменному столу, он написал что-то на листочке бумаги:

— Это номер моего телефона в Эдмунтоне. — спокойно объявилон, вручая ей листок. — Еще полтора месяца я буду там. Потом Соммерсы скажут,как связаться со мной.

После его ухода Мередит поднялась наверх, хмуро разглядываяклочок бумаги. Если таким образом Мэтт пытается предложить, чтобы она емупозвонила, с его стороны это грубо, невежливо и… просто нагло. И унизительно.

Всю следующую неделю Мередит опрометью бросалась к телефону,как только раздавался звонок словно боясь, что это Мэтт. Лишь при воспоминаниио той ночи, лицо ее загоралось от смущения и хотелось поскорее забыть обо всемна свете.

Но к концу недели она уже совсем не желала этого. Как толькоугрызения совести и боязнь огласки улеглись, Мередит обнаружила, что постояннодумает о Мэтте, непрерывно воскрешая в памяти те моменты, которые стараласьзабыть. По ночам, уткнувшись лицом в подушку, она ощущала его губы на шее ищеках, с чувственной дрожью припоминала каждое нежное слово, которое он шепталей.

Мередит думала об удовольствии просто идти с ним рядом иразговаривать, как тогда, на газоне в «Гленмуре», о том, как он весело смеялся,слушая ее рассуждения. Думает ли о ней Мэтт, а если да, почему не звонит?

Когда прошло две недели, а от Мэтта не было ни слова,Мередит поняла, что, возможно, совершенно не интересует Мэтта и он вовсе ненаходит ее соблазнительной. Она снова и снова перебирала в памяти все, чтосказала Мэтту перед его уходом. Может, она чем-то оскорбила его и ее слова отом, почему она решила переспать с ним, ранили его гордость… Но Мередит самасебе не верила. Мэттью Фаррел наверняка уверен в собственной сексуальнойпритягательности, стоит лишь вспомнить о его двусмысленных намеках, когда онивпервые танцевали. Нет, скорее всего он не звонит, поскольку решил, что онаслишком молода и не стоит его внимания.

Теперь Мередит больше не желала ничего слышать о Мэтте.Кроме того, у нее должны были начаться месячные, задержка казалась слишкомбольшой, и она уже жалела, что вообще встретила Мэттью Фаррела. Дни медленнотекли, а в голове Мередит билась лишь одна ужасающая мысль: что, если оназабеременела? Лайза была в Европе, и поэтому Мередит не к кому было обратитьсяза помощью или хотя бы посоветоваться. Она ждала, молилась, пламенно обещая Богу,что если все обойдется, она и близко не подойдет к мужчине, пока тот не станетее мужем.

Но либо Господь не прислушался к ее молитвам, либо былравнодушен к подкупу. Единственным, заметившим ее молчаливые терзания, былотец.

— Что случилось, Мередит? — не раз повторял он. Не такдавно, ее единственной проблемой был выбор колледжа, теперь же все споры сотцом казались такими мелкими, не стоящими внимания.

— Все в порядке, — неизменно отвечала Мередит, слишкомрасстроенная, чтобы спорить с отцом из-за его поведения в «Гленмуре», и слишкомзанятая собственными бедами, чтобы вступать в новый поединок.

Прошло полтора месяца после встречи с Мэттом, а месячных таки не было. Теперь Мередит владел нерассуждающий ужас. Пытаясь успокоить себятем, что по утрам ее не тошнит, девушка все-таки решила отправиться к врачу исдать тест на беременность.

Неожиданно в дверь спальни постучал отец. Мередитоткликнулась, и Филип, переступив порог, протянул ей большой конверт с обратнымадресом Северо-западного университета.

— Ты победила, — мрачно пробурчал он. — Не могу большевыносить твоего настроения. Учись в Северо-западном, если это так важно длятебя. Однако на уик-энды ты обязана приезжать домой, и это мое последнее слово.

Мередит вскрыла конверт с уведомлением, что она официальнопринята в университет, и с трудом выдавила слабую улыбку.

Мередит не пошла к своему доктору, потому что тот был однимиз приятелей отца. Вместо этого она отправилась в некую сомнительную клиникупланирования семьи на южной стороне Чикаго, огромном трущобном районе,населенном иммигрантами. Задерганный, озабоченный доктор подтвердил ее худшиепредположения. Мередит была беременна.

Девушка выслушала это со странным, убийственнымспокойствием, но когда приехала домой, онемение успело рассеяться, уступивместо безумной панике. Она не могла вынести мысли об аборте, не представляла,что способна отдать ребенка на усыновление, не решалась предстать перед отцом иобъяснить, что ее ждет судьба матери-одиночки, ставшей причиной очередногоскандала в семействе Бенкрофтов. Оставался единственный выход, и Мередитпришлось смириться с этим. Она позвонила по номеру, который дал ей Мэтт. Никтоне ответил, и Мередит связалась с Джонатаном Соммерсом, солгав, что должнасрочно послать Мэтту необходимые для него книги. Джонатан дал ей адрес Мэтта исообщил, что тот еще не уехал в Венесуэлу. Ее отца не было в городе, поэтомуМередит сложила белье и пару платьев в небольшой чемоданчик, оставила емузаписку, в которой сообщала, что собирается переночевать у подруги, и поехала вИндиану.

В своем подавленном состоянии она представляла Эдмунтонунылым городишкой, скоплением дымовых труб, фабрик и сталелитейных заводов.Мэтт жил на самой окраине, по-видимому, в районе грязных лачуг и трущоб. ВскореМередит заблудилась и решила спросить дорогу на ближайшей автозаправке.

К ней вышел жирный механик средних лет, жадно оглядевшийдевушку и ее «порше». Под его взглядом Мередит невольно съежилась, но все жепоказала листок с адресом, который пыталась отыскать. Вместо того чтобыобъяснить ей дорогу, он повернулся и заорал через плечо: