— Ради бога! Какой рассвет, я вернулась в часночи! — Я была ошеломлена. — «Последняя любовь плейбоя МэтьюХинтона»? — О господи…

— Закрой рот, я еще не кончила: «Миссис Форрестер былав атласном платье кремового цвета, с открытыми плечами, очень напоминающемпрошлогоднюю модель Диора. В высшей степени привлекательная молодая женщина.Так держать, Мэт!»

— Большое спасибо. Честно говоря, этому платью шестьлет, не меньше… Господи Иисусе, Пег! Это ужасно. Я просто убита.

— Держись, старушка! В «Тайме» напечатали толькофотографии. Там ты выглядишь вполне пристойно. Так что, понравился он тебе?

— Конечно, нет. Черт побери, откуда я знаю? Я быларада, что иду в оперу, тем более на открытие сезона, а он держался так, будтодля него это пустяк. Обыкновенный хорошо воспитанный человек. Честно говоря,мне не доставляет никакого удовольствия, что газеты треплют мое имя и называют«последней любовью плейбоя». Господи!

— Не переживай. Радоваться надо.

— Дерьмо…

— Теперь тебе волей-неволей придется показываться с нимна людях.

— Что? Чтобы газеты писали, что мы ели на обед? Непорти мне настроение, Пег. Но спасибо за предупреждение.

— Трусиха ты, Джилл. Хотя, может, ты и права. Онскучноват. Во всяком случае, это событие заслуживает, чтобы я отметила его вдневнике. Моя подруга Джиллиан Форрестер стала последней любовью плейбоя.

— Убью! — Я бросила трубку и расхохоталась.Действительно, смешно. Может, стоит послать Крису вырезки из газет?

Как только я заказала завтрак, мне принесли букет роз. Накарточке было написано: «Прошу прощения за газеты. Надеюсь, вы выдержите этубурю. В следующий раз обедаем у „Нидика“. Подписано было „Мэт“. Да уж,настоящая буря. Слишком мягко сказано… Я положила цветы на стол и сняла трубку.Наверно, снова Пег.

— Джиллиан? Вы простили меня? — Это был Мэт.

— Мне не за что вас прощать. Не прошло и двух дней, какя приехала в Нью-Йорк, а уже успела прославиться. Оказывается, вы весьмаизвестная личность, мистер Хинтон!

— Не такая уж и известная, как это расписывает «Женскаямода». Так как насчет сегодняшнего обеда?

— Будем подтверждать слухи?

— А почему бы и нет?

— Извините, Мэт, сегодня не могу. Но прошлый вечер былбесподобен.

— Не знаю, насколько это верно, но я рад, если доставилвам удовольствие. Я позвоню в конце недели, и мы вместе подумаем, как лучшеморочить голову прессе. Что вы думаете о лошадях?

— В каком смысле? Как о еде или средстве передвижения?

— Как о развлечении. Предстоит конное шоу. Вам это подуше?

— Вообще-то да, но надо подумать, Мэт. У менядействительно много дел. — Я не испытывала никакого желания стать героинейромана, придуманного журналистами.

— Так и быть, деловая дама. Я позвоню вам. Желаю удачи!

Спасибо. И я вам тоже. Благодарю за розы. — Ну и ну! Непрошло и трех дней, а мне поднесли цветы, посвятили две колонки светскойхроники, угостили обедом в ресторане «Двадцать одно» и в клубе Рэффла и сводилина открытие оперы. Неплохо, миссис Форрестер! Совсем неплохо.

Наступил четверг, на который был назначен ленч с Энгусом. Янемного тревожилась из-за работы, но не слишком. Стоял ясный, солнечный осеннийдень. Я чувствовала себя неплохо и находилась в хорошем расположении духа.

Я вошла в ресторан, когда часы показывали три минутывторого. Энгус уже ждал меня в баре, как всегда, холеный, ухоженный, в костюмеот Билла Бласса. Волосы на макушке начинали редеть, но умелый парикмахер ловкозамаскировал намечавшуюся плешь. Едва я переступила через порог, как лицоЭнгуса расплылось в улыбке.

— Джиллиан! Чудесно выглядишь! Просто божественно.Замечательный загар. И прическу сменила, не правда ли, дорогая?

После сто сорок седьмого «Джиллиан, дорогая» я набраласьхрабрости и спросила, нельзя ли мне вернуться под священные своды «Декора», иполучила отказ. Грациозный, элегантный, очаровательный отказ, сопровождавшийсялучезарной улыбкой, которая должна была подсластить пилюлю. Он ужасно сожалеет,он был бы рад, но… Ему страшно неприятно, однако… В делах застой… Я и сама необрадовалась бы, если бы вернулась… В чем-то он был прав, но я нуждалась вработе и обратилась к нему первому. Мне бы хотелось снова оказаться сотрудникомредакции, но уж если ты уходил из «Декора», то уходил навсегда. Как измонастыря или материнского лона, куда невозможно вернуться.

Тем не менее ленч прошел не без приятности. В запасеоставался Джон Темплтон, встреча с которым была назначена на следующий день. Нев пример четвергу пятница принесла с собой проливной дождь и отвратительноенастроение. Я понимала, что «Жизнь женщины» — мой последний шанс.

Втиснувшись в автобус, я мечтала о второй чашке кофе,которая помогла бы мне окончательно проснуться. Со всех сторон меня окружалиделовитые люди, думавшие только о своем бизнесе. Господи, скорее бы всекончилось! Нужно собраться, сделать вид, что ты ни в чем не нуждаешься, что втвои паруса дует попутный ветер, и тогда на тебя свалится работа, словно спелоеяблоко на сэра Ньютона. Стоит признаться, что в чем-то нуждаешься, как тебеконец. Взгляд сразу станет безнадежным, вид болезненным, и прости-прощай,яблоко! Нужда отпугивает людей. Кому нужен бедный, голодный нищий, просящиймилостыню на углу? Ты сочувствуешь ему, но брезгуешь подойти близко, потому чтобоишься, как бы его «болезнь» не передалась тебе. А вдруг нужда заразнее чумы?Своя рубашка ближе к телу…

В десять минут десятого я стояла у мраморного подъезда«Жизни женщины». Рядом с дверью красовались бронзовые буквы и цифры: «353Лексингтон». Висевшие в вестибюле люстры покрывал слой пыли. Я, волнуясь,направилась ко второму из четырех лифтов, нажала на кнопку и представила себе,что через час выйду из редакции с удостоверением сотрудника в кармане.

Девять часов двенадцать минут. Третий этаж… Привратник…

— Миссис Форрестер? Присаживайтесь, пожалуйста.Секретарь мистера Темплтона сейчас выйдет.

Семь экземпляров журнала «Лайф», два выпуска «Холидей» и всепоследние номера «Жизни женщины» лежали на низком столике рядом с кушеткойНогахайда, этого эпигона Миза ван дер Роэ[10]. Седьмая сигаретаза утро, второй приступ тошноты — короткое напоминание о беременности, влажныеладони… Наконец появляется улыбающаяся девица примерно моего возраста, по видуродом откуда-нибудь из Кливленда, и приглашает меня пройти к «мистеру»Темплтону. В сравнении с ней я начинаю чувствовать себя юной, глупой,невежественной и абсолютно никчемной. У нее ведь есть работа, а у меня — увы…