— Ничего, мам. Я кое-что собираюсь тебе сообщить. Но преждемне надо у тебя спросить. Помнишь, когда я была маленькой, ты сказала мне, чтоты и папа всегда будете любить меня, что бы я ни сделала? Ты сказала, что я длявас всегда ваша Кэти, ты…

— Кэти! — резко прервала ее мать. — Если ты намерена быланапугать меня, то у тебя это уже получилось.

— Я не хотела, — несчастно вздохнула Кэти. — Мам, здесьРамон. Я собираюсь в воскресенье уехать вместе с ним в Пуэрто-Рико и там статьего женой. Об этом мы и хотим поговорить сегодня вечером с тобой и папой.

На секунду наступила тишина, затем из трубки донеслось:

— Нам тоже хотелось бы с тобой поговорить, Кэтрин. Кэтиповесила трубку и посмотрела на Рамона, который приподнял бровь в немомвопросе. Кэти пыталась казаться веселой, но получалось кисло. Ох, что сейчасзаварится!

Она смотрела в окно, рядом с ней стоял Рамон и заботливообнимал ее за плечи. По скорости, с которой пара передних фар ворвалась настоянку около дома, она поняла, что приехали ее родители. Кэти направилась кдвери, когда голос Рамона остановил ее:

— Кэти, если бы я мог снять с тебя эту тяжесть, я бы сделалэто. Но это не в моей власти — я только могу обещать тебе, что это единственноенесчастье, которое я причинил тебе умышленно.

— Спасибо, — страстно прошептала она, вложила свою руку вего протянутую ладонь и почувствовала силу его пожатая. — Я когда-нибудьговорила тебе, как я люблю слушать твои признания?

— Нет, — сказал он со слабым смешком. — Как раз самое время.

Но у Кэти уже не было времени для ответа, нежного илинасмешливого, — в прихожей надрывался звонок.

Отец Кэти, известный своим обаянием и хорошими манерами,стремительно ворвался в квартиру, пожал протянутую руку Рамона и сказал:

— Мы рады вас видеть, Гальварра, и будем счастливывстретиться с вами еще — лет через тридцать. Вы нам чертовски потрепали нервы,предложив Кэти стать вашей женой. Вы просто сошли с ума, если надеетесь, что мысогласимся с этим.

Мать Кэти, прославленная среди друзей своей способностьюоставаться хладнокровной даже в самых необычных ситуациях, как жонглер, держалапо бутылке ликера в каждой руке.

— Мы этого не потерпим, — объявила она. — Мистер Гальварра,мы просим вас удалиться. — Бутылка величественно указала на дверь. — А ты,Кэтрин, иди в свою комнату. — Другая бутылка дернулась в противоположнуюсторону.

Кэти смотрела на родителей, как загипнотизированный кроликсмотрит на удава. Наконец она пришла в себя настолько, чтобы сказать:

— Папа, садись. Мама, ты тоже.

Они, как подкошенные, упали в кресла. Кэти открыла рот,чтобы заговорить, но увидев, как мать сжимает бутылки за горлышки, отобрала иху нее:

— Мам, поставь, а то поранишься.

Освободив мать от опасного оружия, Кэти выпрямилась, пытаясьпридумать, как начать, провела ладонями по своим персиковым бедрам, ничего непридумала и бросила беспомощный взгляд на Рамона. Рамон обнял ее за тонкуюталию, игнорируя свирепый взгляд отца, и спокойно сказал ему:

— Кэти согласилась поехать со мной в Пуэрто-Рико, где мыпоженимся. Мы уезжаем в воскресенье. Я понимаю, насколько сложно для вас этопринять, но для Кэти необычайно важно знать, что вы ее поддерживаете.

— Поддерживаем?! Да вы с ума сошли! — закричал мистерКонелли.

— В таком случае, — спокойно продолжал Рамон, — вызаставляете ее выбирать между нами, и это плохо для нас всех. Она так или иначепоедет со мной, но будет ненавидеть меня как причину разрыва с вами. Но онатакже будет ненавидеть и вас за то, что вы пытались разрушить ее счастье.Главное, ей будет больно. Для меня же очень важно, чтобы Кэти была счастлива.

— И для нас тоже, — проскрипел отец Кэти. — И что за жизньвы можете ей предложить на какой-то ферме в Пуэрто-Рико?

Кэти заметила, как побледнел Рамон, и за это она была готовазадушить отца. Он не смеет унижать ее жениха! Но когда Рамон заговорил, его голосбыл спокойным:

— У нее будет маленький дом, в котором не протекает крыша иможно жить. У нее всегда будут еда и одежда. И я подарю ей детей. Кроме этого,я не могу обещать Кэти ничего — за исключением того, что каждый день она будетпросыпаться, зная, что любима.

Глаза матери наполнились слезами, враждебность исчезла с еелица, когда она взглянула на Рамона.

— О мой Бог! — прошептала она.

Однако отец Кэти уже разогрелся для сражения.

— Получается, Кэти будет работать как батрачка, не так ли?

— Нет, она станет моей женой!

— Фермершей, — с презрением бросил отец. — Легкая жизнь,ничего не скажешь.

Рамон сжал зубы и побледнел еще сильнее.

— Да, конечно, у нее будут какие-то обязанности.

— А вы отдаете себе отчет, что Кэти за всю свою жизнь былана ферме только один раз, мистер Гальварра? Я могу красочно описать этособытие.

Его безжалостный взгляд устремился на испуганную дочь.

— Ты не хочешь ему рассказать об этом, Кэтрин, или я попробую?

— Папа! Мне было всего лишь двенадцать лет.

— Там было еще трое твоих друзей, Кэтрин. Но они не кричали,что фермер — убийца, и не отказывались потом в течение двух лет есть цыплят.Они не находили лошадей «зловонными», а коров «чудовищами»— это мирных-токоров! — они не считали богатую ферму, приносящую миллионные доходы, огромнойпомойкой с мерзкими животными.

— Конечно, — огрызнулась Кэти, — им посчастливилось неупасть в кучу навоза, их не щипали гуси, их даже не мчала шалая лошадь!

Поспешно повернувшись к Рамону, она хотела оправдать себя вего глазах. Но кажется, что его эта трагическая история просто рассмешила.

— Вы смеетесь, Гальварра, — в ярости бросил мистер Конелли,— но вы перестанете смеяться, когда узнаете, что для Кэти жить по средствамозначает тратить все, что у нее есть, и получать все, что ей хочется, за мойсчет. Она не умеет ничего готовить, только положить содержимое банки натарелку; она не знает, как нитка вдевается в иголку, она…

— Райен, ты преувеличиваешь! — неожиданно обиделась миссисКонелли. — Кэти после окончания университета живет на собственные деньги, ашить и готовить она давно уже научилась.

Казалось, что Райен Конелли взорвется: