– В таком случае Фредерика Райс могла узнать и о завещаниисамой мисс Бакли.

– Безусловно. Видите, дорогой Гастингс, как сузился круг? Выпомните мой список от А до К? Сейчас в нем только двое. Слуги отпали самисобой, капитан Челленджер – тоже, даже невзирая на то, что ему потребовалосьцелых полтора часа, чтобы проехать в машине тридцать миль от Плимута доСент-Лу. Я исключаю даже долгоносого мсье Лазаруса, предложившего пятьдесятфунтов за картину, которая от силы стоит двадцать, хотя, между прочим, еслипоразмыслить, то это странно и совсем не в его духе. Я также вычеркиваю этихслишком приветливых австралийцев. И в моем списке остаются двое.

– Номер первый – Фредерика Райс, – медленно проговорил я.

Передо мной возникли ее золотые волосы, тонкое бледное лицо.

– Да. Несомненно. Как бы небрежно ни составила мадемуазельсвое завещание, там ясно сказано, что основная наследница – мадам Райс. Ейдосталось бы все, кроме Эндхауза. Так что если бы вчера вечером застрелили немадемуазель Мегги, а мадемуазель Ник, мадам Райс была бы сегодня богатойженщиной.

– Невозможно поверить!

– Вы не верите, что красивая женщина может оказатьсяубийцей? Вот предрассудок, из-за которого так часты недоразумения с присяжными.Но я не стану спорить. Подозрение падает не только на нее.

– На кого же еще?

– На Чарлза Вайза.

– Но ведь ему завещан только дом.

– Он может этого не знать. Разве он составлял длямадемуазель завещание? Едва ли. Оно тогда бы у него и хранилось, а не «валялосьгде-то там», как выразилась мадемуазель. Как видите, вполне возможно, что Вайзничего не знает о завещании. Он может думать, что завещания вообще несуществует, и считать себя в таком случае наследником мадемуазель как самыйблизкий родственник.

– А знаете, – заметил я. – Мне кажется, это кудаправдоподобнее.

– У вас романтический склад ума, Гастингс. В романах то идело попадаются злодеи стряпчие. А если у стряпчего к тому же еще бесстрастноелицо, значит, он почти наверняка злодей. Должен признаться, что в некоторыхотношениях Вайз более подходящая фигура, чем мадам. Он скорее мог узнать оревольвере и воспользоваться им.

– И сбросить с обрыва валун.

– Возможно. Хотя я уже говорил, что многое зависело от того,как лежал камень. Уже тот факт, что он упал на минуту раньше и не заделмадемуазель, наталкивает на мысль, что здесь действовала женщина. Испортитьтормоза, казалось бы, скорее пришло в голову мужчине – хотя в наше время многиеженщины разбираются в механизмах не хуже мужчин. Зато, с другой стороны, естьнекоторые обстоятельства, которые заставляют меня усомниться в виновности мсьеВайза.

– Какие же?

– Ему было труднее, чем мадам, узнать о помолвке мадемуазельНик. Есть и еще одно немаловажное обстоятельство: преступник вел себя довольнобезрассудно.

– Что вы имеете в виду?

– До вчерашнего вечера никто не мог быть уверен в гибелиМайкла Сетона. А действовать наудачу, ничего не зная наверняка, совершеннонесвойственно таким законникам, как Вайз.

– Вы правы, – согласился я. – Так сделала бы женщина.

– Вот именно. Чего хочет женщина, того хочет бог. Так онивсе считают.

– Просто поразительно, как уцелела Ник. Можно сказать,чудом.

Тут я вдруг вспомнил странную интонацию, с которой Фредерикасказала: «Ник заколдована». Мне сделалось не по себе.

– Да, – задумчиво отозвался Пуаро. – Чудо, к которому я непричастен. А это унизительно.

– Воля провидения, – тихо ответил я.

– Ах, мой друг, зачем же взваливать на плечи господа богабремя человеческих грехов? Вот вы сейчас прочувственно и набожно сказали: воляпровидения, и вам даже в голову не пришло, что тем самым вы обвинили господабога в убийстве мисс Мегги Бакли.

– Бог с вами, Пуаро!

– Именно так, мой друг. Но я-то не намерен сидеть сложа рукии повторять: господь бог сам распоряжается, а я не стану вмешиваться. Нет! Яубежден, что господь создал Эркюля Пуаро именно для того, чтобы он вмешивался.Таково мое ремесло.

Мы шли берегом, медленно поднимаясь по извилистой дорожке, инаконец, открыв калитку, очутились во владениях мисс Бакли.

– Уф-ф! – перевел дух Пуаро. – До чего же крутой подъем! Мнежарко. У меня даже усы обвисли. Так вот, как я вам только что сказал, я защищаюинтересы безвинных. Мадемуазель Ник, которую хотели убить. Мадемуазель Мегги,которую убили.

– Против Фредерики Райс и Чарлза Вайза?

– Нет, что вы, Гастингс! Никакой предвзятости. Я лишьсказал, что в данную минуту на одного из них падает подозрение. Вот и все.

Мы подошли к газону около дома и увидели мужчину,работавшего на косилке. У него было длинное тупое лицо и тусклые глаза. Тут жестоял мальчуган лет десяти с уродливой, но смышленой физиономией.

Я удивился, как это мы не слышали шума работающей косилки,однако предположил, что садовник, который показался мне не слишком усердным,должно быть, отдыхал от трудов и кинулся работать, только заслышав наши голоса.

– Доброе утро, – сказал Пуаро.

– Доброе утро, сэр.

– Как я догадываюсь, вы садовник. Муж той мадам, что служитв доме.

– Это мой папа, – сообщил мальчуган.

– Все верно, сэр, – ответил человек. – А вы, стало быть,заграничный джентльмен, который на самом деле сыщик. Слышно что-нибудь омолодой хозяйке, сэр?

– Я только что от нее. Она спала спокойно и чувствует себянеплохо.

– К нам поставили полисменов, – сообщил мальчуган. – А ледиубили вон там, возле ступенек. Я один раз видел, как режут свинью, да, пап?

– Э? – флегматично отозвался тот.

– Папа часто резал свиней, когда работал на ферме. Да, пап?Я видел, мне понравилось.

– Ребятишки любят глядеть, как режут свиней, – сказалмужчина, словно утверждая незыблемый закон природы.

– А леди убили из револьвера, во как! – продолжал мальчик. –Ей горло не резали!

Мы двинулись к дому, и я рад был убраться подальше откровожадного дитяти.

Дверь в гостиную была открыта. Мы вошли, и на звонок Пуаропоявилась Эллен в опрятном черном платье. Увидев нас, она не выказалаудивления.