Как я мечтаю полежать с тобой на нем. Дай срок! Бога ради,не тревожься обо мне. Все это и вполовину не так опасно, как кажется. Я простоне могу погибнуть теперь, когда знаю, что ты меня любишь. Все будет хорошо,голубонька, поверь мне.

Майкл».

«20 апреля

Ты ангел, я верю каждому твоему слову и вечно буду хранитьтвое письмо. Я не стою такого счастья. Как не похожа ты на всех остальных! Яобожаю тебя!

Твой Майкл».

На последнем письме не было даты.

«Ну все, любимая, завтра в полет. Жду не дождусь, волнуюсь иабсолютно убежден в успехе. Мой «Альбатрос» в полной готовности. Старик меня неподведет.

Не падай духом, дорогая, и не тревожься. Конечно, я иду нариск, но ведь вся наша жизнь – риск. Между прочим, кто-то сказал, что мнеследовало бы написать завещание. (Тактичный парень, что и говорить, но у негобыли хорошие намерения.) Я написал завещание на половинке почтового листка иотослал старому Уитфилду. Заходить в контору у меня не было времени. Мне как-торассказали, что один человек написал в завещании всего три слова: «Все моейматери», и оно было признано вполне законным. Мое не очень отличается от этого,но я был умник и запомнил, что твое настоящее имя Магдала. Двое ребятзасвидетельствовали завещание.

Не принимай все эти мрачные разговоры по поводу завещанийблизко к сердцу, ладно? Я буду цел и невредим. Пошлю тебе телеграмму из Индии,из Австралии и т. д. Будь мужественной. Все кончится благополучно. Ясно?Спокойной ночи и да благословит тебя бог.

Майкл».

Пуаро снова сложил письма в пачку.

– Видите, Гастингс? Мне надо было их прочесть, чтобубедиться. Все оказалось так, как я предсказывал.

– А вы не могли убедиться как-нибудь иначе?

– Нет, мой дорогой, чего не мог, того не мог. Я использовалединственный путь. И мы получили очень ценное свидетельство.

– Какое же?

– Теперь мы убедились, что Майкл оставил все своей невесте,и это написано на бумаге и может быть известно каждому, кто прочитал письмо. Акогда письма прячут так небрежно, их может прочитать любой.

– Эллен?

– Почти наверняка. Мы проведем с ней маленький экспериментперед уходом.

– А завещания нет как нет.

– Да, странно. Впрочем, скорее всего, оно заброшено накнижный шкаф или лежит в какой-нибудь китайской вазе. Надо будет заставитьмадемуазель порыться в памяти. Во всяком случае, здесь больше нечего искать.

Когда мы сошли вниз, Эллен стирала пыль в прихожей.

Проходя мимо, Пуаро весьма любезно с ней простился.

В дверях он обернулся и спросил:

– Я полагаю, вам известно, что мисс Бакли была помолвлена спилотом Майклом Сетоном?

Она изумилась:

– Что? С тем самым, о котором так шумят в газетах?

– Да, с ним.

– Вот уж не думала. И в мыслях не было. Помолвлен с миссНик!

– Полнейшее и искреннее удивление, – заметил я, когда мывышли из дому.

– На вид вполне.

– Возможно, так оно и есть, – предположил я.

– А эта пачка писем, несколько месяцев провалявшаяся подбельем? Нет, мой друг.

«Ну да, конечно, – подумал я. – Однако не каждый из насЭркюль Пуаро. Не все суют нос, куда их не просят». Но я промолчал.

– Эта Эллен – какая-то загадка, – говорил Пуаро. – Мне этоне нравится. Я здесь чего-то не могу понять.

Мы тут же вернулись в лечебницу.

Ник посмотрела на нас с некоторым удивлением.

– Да, да, мадемуазель, – сказал Пуаро, отвечая на еевопросительный взгляд. – Я словно попрыгунчик. Хоп – и снова выскочил. Ну-с,для начала я сообщу вам, что разобрал ваши бумаги. Теперь они в образцовомпорядке.

– Пожалуй, это уже почти необходимо, – сказала Ник, неудержавшись от улыбки. – А вы очень аккуратны, мсье Пуаро?

– Пусть вам ответит мой друг Гастингс.

Девушка вопросительно взглянула на меня.

Я рассказал о некоторых маленьких причудах Пуаро – вродетого, что тосты следовало бы делать из квадратных булочек, а яйца должны бытьодинаковой величины, о его нелюбви к гольфу, как к игре «бесформенной ибессистемной», с которой его примиряло только существование лунок! Под конецприпомнил то знаменитое дело, которое Пуаро распутал благодаря своей привычкевыстраивать в симметричном порядке безделушки на каминной доске.

Пуаро улыбался.

– Гастингс тут состряпал целую историю, – заметил он, когдая кончил. – Но в общем это правда. Вы представляете, мадемуазель, никак не могуубедить его делать пробор не сбоку, а посередине. Взгляните, что у него за вид,какой-то кособокий, несимметричный.

– Так, значит, вы и меня не одобряете, мсье Пуаро? – сказалаНик. – У меня ведь тоже пробор сбоку. А Фредди, которая делает его посередине,наверно, пользуется вашим расположением.

– На днях он ею просто восхищался, – коварно вставил я. –Теперь я понял, в чем причина.

– Довольно, – проговорил Пуаро. – Я здесь по серьезномуделу. Ваше завещание, мадемуазель. В доме его не оказалось.

– О! – Ник нахмурилась. – Но разве это так уж важно? Явсе-таки еще жива. А завещания играют роль лишь после смерти человека, верно?

– Верно-то верно. Но все-таки оно меня интересует. У меня сним связаны некоторые идейки. Подумайте, мадемуазель. Попробуйте вспомнить,куда вы его положили или где видели его в последний раз?

– Едва ли я его положила в какое-то определенное место, –сказала Ник. – Я никогда не кладу вещи на место. Наверное, сунула вкакой-нибудь ящик.

– А вы не могли случайно положить его в тайник?

– Куда, куда?

– Ваша горничная Эллен говорит, что у вас в гостиной или вбиблиотеке есть какой-то тайник за панелью.

– Чушь, – ответила Ник. – Впервые слышу. Эллен так говорила?

– Ну конечно. Она, кажется, служила в Эндхаузе, когда быламолодой девушкой, и кухарка показывала ей тайник.