– Да, – сказал я, – вы наверняка правы.

– Смотрите, Гастингс. Лорд Эджвер подтвердил все, чтосообщила нам его жена. Она действительно посылала к нему всевозможныхадвокатов, но он был непоколебим. А потом вдруг согласился!

– Или говорит, что согласился, – напомнил ему я.

– Совершенно верно, Гастингс! Вы очень точно заметили. Илиговорит, что согласился. У нас нет доказательств, что он написал то письмо.Допустим, мсье лжет. По неизвестной пока причине вводит нас в заблуждение. Ноесли представить, что он его написал, то тогда напрашивается вывод, что у негопоявилась причина это сделать. А каким здесь может быть простейший вывод?Конечно, тот, что он встретил женщину, на которой захотел жениться. Возможно, вэтом кроется причина его неожиданного согласия. Так что мисс Кэррол я спрашивалнеспроста.

– Мисс Кэррол отвергла эту идею категорически, – сказал я.

– Да. Мисс Кэррол... – задумчиво проговорил Пуаро.

– Что вы хотите сказать? – раздраженно спросил я.

Пуаро считает, что сомнение лучше и понятнее всего выражаетновая интонация.

– Какая у нее могла быть причина лгать нам?

– Aucune, aucune[33]. Но, знаете, по-моему, ей нельзяособенно доверять.

– Вы думаете, она лжет? Но почему? Мне кажется, она человекпрямой.

– В том-то и дело. Иногда трудно бывает отличить заведомуюложь от заведомой неточности.

– Что вы имеете в виду?

– Обмануть намеренно – это одно. Но быть настолько увереннойв правоте своих идей и фактов, что не замечать деталей, – это, мой друг, чертаочень честных людей. Заметьте, что однажды она уже солгала нам, сказав, чтовидела лицо Сильвии Уилкинсон, хотя она никак не могла его видеть! Аобъясняется это просто. Она смотрит вниз и видит в холле Сильвию Уилкинсон. Ейи в голову не приходит, что она может обознаться. Она знает, что это СильвияУилкинсон. Она говорит, что отчетливо видела ее лицо, потому что уверена всвоей правоте, а следовательно, детали значения не имеют. Мы указываем ей, чтоона не могла видеть лица пришедшей женщины. В самом деле? А какое имеетзначение, видела она ее лицо или нет, – ведь это была Сильвия Уилкинсон! И такс любым другим вопросом. Она знает. И отвечает, исходя из своего знания, а неиз логики действительных фактов. К уверенному свидетелю нужно всегда относитьсяс подозрением, друг мой. Гораздо лучше полагаться на свидетеля, который непомнит точно, не уверен, роется в памяти: ага! вот как это было...

– Пуаро! – взмолился я. – Вы опрокидываете все моипредставления о свидетелях.

– Она высмеяла мою идею о том, что лорд Эджвер вновьсобирался жениться, только потому, что ей это никогда не приходило в голову.Она даже не дала себе труда вспомнить, было ли хоть что-нибудь, что могло быуказать на такую возможность. К сожалению, от нее мы ничего нового не узнали.

– Она нимало не смутилась, когда вы сказали ей, что она немогла видеть лица Сильвии Уилкинсон, – вспомнил я.

– Вот именно! Поэтому я и решил, что она не лжет, азаблуждается искренне. Я пока не вижу повода для намеренной лжи... еслитолько... да, это идея!

– Какая? – нетерпеливо спросил я.

Но Пуаро лишь покачал головой.

– Мне только сейчас пришло в голову... Но нет, это слишкомнеправдоподобно.

И он замолчал.

– По-моему, мисс Кэррол очень привязана к девушке.

– Да. Она очень решительно вмешалась в наш разговор. Кстати,Гастингс, как вам понравилась достопочтенная мисс Адела Марш?

– Мне жаль ее, по-настоящему жаль.

– У вас доброе сердце, Гастингс, оно всегда готовопосочувствовать грустным красавицам.

– А какое у вас впечатление?

– Конечно, она несчастна, – согласился Пуаро.

– Надеюсь, вы понимаете, – взволнованно сказал я, –насколько бессмысленно предположение Сильвии Уилкинсон о том, что она... имеетотношение к убийству.

– Ее алиби наверняка безупречно. Хотя Джепп мне еще несообщил, какое оно.

– Пуаро, неужели вы хотите сказать, что вам недостаточнобыло увидеть ее и поговорить с ней? Вам еще нужно алиби?

– Eh bien, мой друг, а что мы вынесли из встречи с ней? Мыпредполагаем, что ей нелегко жилось, она призналась, что ненавидела отца и чторадуется его смерти, ее чрезвычайно волнует тот факт, что мы виделись с ееотцом за день до смерти, – и после этого вы говорите, что она не нуждается валиби?

– Да сама ее откровенность доказывает, что она невиновна! –стоял на своем я.

– Откровенность, видимо, характерная черта всей семьи, –усмехнулся Пуаро. – С какой помпой открыл нам свои карты новый лорд Эджвер!

– Да уж, – улыбнулся и я. – Он нашел оригинальный способ.

– Как это у вас говорится – на ходу подошвы рвет?

– Подметки, – исправил я. – У нас, наверное, был глупый вид.

– Вот еще! Вы, может быть, и выглядели глупо, но я нет.Напротив, друг мой, я полностью контролировал происходящее, и мне удалосьзастать его врасплох.

– Вы так думаете? – ехидно спросил я, поскольку считал, чтоничего подобного не случилось.

– Уверен! Я слушаю, слушаю, а потом задаю вопрос осовершенно постороннем предмете – и куда девается апломб храброго мсье? Вы ненаблюдательны, Гастингс.

– Мне показалось, что известие о смерти Карлотты Адамсвызвало у него неподдельный ужас.

– Как знать... может быть, и неподдельный.

– Интересно, почему он рассказывал о событиях того вечера стаким цинизмом? Считал, что это остроумно?

– Возможно. У вас, англичан, вообще своеобразныепредставления о юморе. Но не исключено, что он делал это намеренно. Если фактыскрывать, они вызовут удвоенное подозрение. Если о них громогласно сообщить, тоим могут придать меньшее значение, чем они того заслуживают.

– Например, его ссора с дядей?

– Совершенно верно. Он знает, что о ней рано или поздностанет известно, и сам спешит оповестить нас о ней.

– Он не так глуп, как кажется.

– Он совсем неглуп! И когда дает себе труд раскинутьмозгами, они у него отлично работают. Он понимает, в каком очутился положении,и, как я уже сказал, спешит выложить свои карты. Вы играете в бридж, Гастингс.Скажите, в каком случае так поступают?