— Если успеем добраться к судье до пяти часов, — решил он,выпрямляясь, — значит, сможем раздобыть разрешение на брак и пожениться всубботу.

Процедура получения брачной лицензии потрясла Мередит какнечто омерзительно несложное и тошнотворно бессмысленное. Стоя рядом с Мэттом,она, предъявила все необходимые документы, доказывающие ее личность и возраст.Потом оба расписались и вышли из старого здания суда в центре города поднетерпеливым взглядом привратника, которому не терпелось поскорее запереть двери.Помолвлены и должны скоро пожениться. Вот так, просто и без лишних эмоций.

— Как раз вовремя успели, — с деланной веселостьюпроговорила она, чувствуя, как ворочается в желудке тяжелый неприятный ком. —Куда мы сейчас идем?

Она села в машину, по привычке уступив ему место водителя,потому что не хотела утруждать себя.

— Собираюсь доставить тебя домой.

— Домой? — напряженно повторила Мередит, заметив, что емувсе происходящее нравится ничуть не больше, чем ей. — Не могу я ехать домой,пока мы не поженились.

— Я не имел в виду ту каменную крепость в Чикаго, — поправилон, устраиваясь рядом. — Я говорил о своем доме.

И хотя Мередит была донельзя усталой и измученной, точноеописание ее жилища все-таки заставило ее слегка улыбнуться. Она начинала понимать,что Мэттью Фаррела ничто не могло унизить или потрясти, ужаснуть или запугать.Ничто и никто. Повернувшись, он положил руку на спинку ее сиденья, и улыбкаМередит поблекла при виде его неумолимого тона.

— Я согласился получить лицензию, но прежде чем мы сделаемпоследний шаг, необходимо заключить нечто вроде соглашения по некоторымвопросам.

— Каким вопросам?

— Пока еще не знаю. Поговорим подробнее дома. Сорок пятьминут спустя Мэтт свернул с проселочной дороги, по обеим сторонам которойтянулись кукурузные поля, на изрытую колеями тропу. Машина прогремела по доскамузкого мостика через ручей, и Мередит впервые увидела то место, которое онназывал домом. По контрасту с ухоженными полями ветхий дощатый домик выгляделзаброшенным и давно нуждавшимся в ремонте. Во дворе сорняки глушили траву, адверь амбара пьяно повисла на одной петле. Несмотря на запустение, былозаметно, что когда-то здесь жили заботливые хозяева: деревянная решетка укрыльца была увита буйно вьющимися розовыми розами, а старые деревянные качелисвисали с ветки гигантского дуба во дворе.

По пути сюда Мэтт рассказал, что его мать умерла семь летназад и теперь он живет с отцом и шестнадцатилетней сестрой. Мередит такразнервничалась при мысли о встрече с его семьей, что почти лишилась дара речии, показав на фермера, ехавшего на тракторе по полю, с трудом выговорила:

— Это твой отец?

Мэтт наклонился, чтобы открыть дверцу, посмотрел в тусторону, куда показала Мередит, и покачал головой:

— Это сосед. Мы давно уже продали почти всю землю, аостальное сдаем ему в аренду. Отец потерял всякий интерес к фермерству, когдаумерла мать.

И, заметив изменившееся от напряжения лицо Мередит, сжал ееруку:

— Что с тобой?

— До смерти боюсь твоих родных.

— Нечего тут бояться. Моя сестра посчитает тебянеобыкновенной, волнующей и утонченной только потому, что живешь в большомгороде.

Нерешительно помолчав, он добавил:

— Мой отец пьет, Мередит. Запил, когда выяснилось, что матьсмертельно больна. Правда, у него есть постоянная работа и во хмелю он никогдане буянит. Говорю это тебе для того, чтобы ты поняла его и не осуждала.Последнюю пару месяцев он держался и был совершенно трезв, но это в любоймомент может кончиться.

Он не извинялся, а признавал факт, никого при этом неосуждая.

— Понимаю, — кивнула Мередит, хотя в жизни не общалась салкоголиками и на самом деле ничего не могла сообразить.

Но беспокоиться не осталось времени, потому что в этотмомент дверь распахнулась, и стройная девушка с темными волосами и серымиглазами Мэтта выбежала на крыльцо, не сводя глаз с машины.

— О Господи, Мэтт, «порше»!

У нее была почти такая, же короткая стрижка, как у брата,подчеркивавшая прелесть хорошенького личика, на котором было написанопочтительное восхищение. Повернувшись к Мередит, девушка спросила:

— Это ваш?

Мередит кивнула, пораженная порывом мгновенной симпатии ксестре Мэтта, так похожей на брата и все же совершенно лишенной егосдержанности:

— Вы, должно быть, невероятно богаты, — бесхитростнопродолжала она. — То есть я хочу сказать, Лора Фридриксон очень богата, но унее никогда не было «порше».

Мередит была ошеломлена упоминанием о деньгах и мгновеннозагорелась любопытством, услышав имя Лоры Фридриксон. Мэтт раздраженно погляделна сестру:

— Немедленно замолчи, Джули! — прикрикнул он.

— О, простите, — широко улыбнулась девушка и вновь обратиласьк Мередит:

— Привет. Я ужасно невоспитанная сестра Мэтта — Джули.Может, зайдете в дом?

Она открыла дверь.

— Па только поднялся. На этой неделе он работает водиннадцатичасовой смене, так что ужинать будем в половине восьмого. Нормально?

— Порядок, — кивнул Мэтт и, полуобняв Мередит, подтолкнул кдому. Мередит огляделась, чувствуя, как лихорадочно колотится сердце, нопостаралась взять себя в руки перед встречей с отцом Мэтта.

Внутри дом выглядел почти как снаружи — заброшенный,неухоженный, потерявший былое очарование. Деревянный некрашеный пол был весь ввыбоинах и щелях, а плетеные коврики выцвели от времени и износились. Откирпичного очага под прямым углом отходили книжные полки, пара потрепанныхкресел с зеленой обивкой стояла перед диваном в цветастом чехле с рисункомпотускневших осенних листьев. За гостиной была столовая с мебелью из клена, ачерез открытую дверь виднелась кухня с раковиной на ножках. Лестница справавела из столовой на второй этаж, и очень высокий мужчина с седеющими волосами иморщинистым лицом как раз спускался по ступенькам со сложенной газетой в однойруке и со стаканом, наполненным жидкостью цвета темного янтаря, — в Другой. Кнесчастью, Мередит разглядела его слишком поздно, и неловкость, которую онаощутила при виде дома, была по-прежнему ясно написана на ее лице, да к тому жепочему-то ее внимание привлек этот злосчастный стакан.

— Что здесь происходит? — осведомился он, переводя взгляд сМередит на Мэтта и Джули, переминавшуюся возле очага и исподтишка восхищавшуюсянарядом гостьи — модными слаксами, итальянскими босоножками и рубашкой «сафари»цвета хаки.