А может быть, именно поэтому стоило поделиться с ней своейисторией. Три года он разговаривал с одной лишь Мари, но даже при этом у негоне было уверенности, что она полностью его понимает. Как мать, она, должнобыть, считала, что его родители были правы, что они желали ему лишь добра, чторайские видения – всего лишь глупая юношеская мечта, совершенно далекая отреального мира.

Райские видения. Именно они вели его в ад, к бесконечнымссорам с семьей, к чувству вины, настолько сильному, что он больше не способенбыл сопротивляться и ему пришлось искать убежища в ином мире. Если бы не Мари,он до сих пор жил бы в этой отдельной реальности.

И вот тут появилась Мари, заботилась о нем, заставила егопочувствовать себя снова любимым. Благодаря ей Эдуард все еще в состоянии былосознавать, что происходит вокруг.

Несколько дней назад одна девушка, его ровесница, села запианино и сыграла «Лунную сонату». Эдуард не знал, виновата ли музыка, илидевушка, или луна, или время, проведенное в Виллете, но его вновь началибеспокоить райские видения.

Он шел за ней до самой женской палаты, но там его остановилсанитар.

– Сюда нельзя, Эдуард. Возвращайтесь в сад. Ужерассветает, будет чудесный день.

Вероника оглянулась.

– Я немного посплю, – нежно сказала онаему. – Поговорим, когда я проснусь.

Вероника не понимала отчего, но этот молодой человек сталчастью ее мира, или того немногого, что от него осталось. Она была уверена, чтоЭдуард в состоянии понять ее музыку, восхищаться ее талантом. И хотя ему неудавалось произнести ни слова, его глаза говорили все.

Так было и в этот миг, у двери палаты, когда они говорили отом, о чем ей не хотелось слышать.

О нежности. О любви.

От этой жизни с душевнобольными я быстро сама сошла с ума.Шизофреники не могут испытывать такие чувства к здоровым людям.

Вероника почувствовала порыв вернуться и поцеловать его, носдержалась. Санитар мог это увидеть, рассказать доктору Игорю, и тогда уж точноврач не позволит, чтобы женщина, поцеловавшая шизофреника, выходила из Виллете.

Эдуард посмотрел в глаза санитару. Его привязанность к этойдевушке была сильнее, чем он себе представлял, но нужно было сдержаться, пойтипосоветоваться с Мари – единственной, с кем он делился своими тайнами.Безусловно, она сказала бы ему, что то, что он хочет почувствовать –любовь, – в данном случае опасно и бесполезно. Мари попросит Эдуардазабыть о глупостях и снова стать нормальным шизофреником (а потом от душирассмеется, поскольку эта фраза не имеет смысла).

Он присоединился к другим пациентам в столовой, съел все,что подали, и вышел на обязательную прогулку в сад. Во время «солнечных ванн»он пытался подойти к Мари. Но у нее было выражение человека, которому хочетсяпобыть одному. Не нужно было ничего ей говорить, ведь одиночество Эдуарду былодостаточно знакомо, чтобы научиться его уважать.

К Эдуарду приблизился новый пациент. Должно быть, он еще нис кем не успел познакомиться.

– Бог наказал человечество, – сказал тот. –Наказал чумой. А я видел Его во снах. Он велел мне спасти Словению.

Эдуард пошел от него прочь, а этот мужчина кричал:

– По-вашему, я сумасшедший? Тогда почитайте Евангелие!Бог послал в мир Своего Сына, и Сын Божий возвращается снова!

Но Эдуард больше его не слышал. Он смотрел на горы за окноми спрашивал себя, что с ним происходит. Почему ему захотелось выйти отсюда,если он наконец обрел покой, которого так искал? К чему рисковать, сновапозорить родителей, если все семейные проблемы уже решены? Он началволноваться, ходить из стороны в сторону, ожидая, что Мари нарушит своемолчание и они смогут поговорить. Но она казалась далекой как никогда.

Он знал, как бежать из Виллете: какой неприступной ни казаласьохрана, лазеек было немало. Просто у оказавшихся внутри не возникало особогожелания отсюда выходить. С западной стороны была стена, взобраться на которуюне составляло большого труда, поскольку в ней было множество трещин. Человек,решивший перебраться через нее, сразу оказался бы в поле, а через пять минут,идя в северном направлении, добрался бы до шоссе, ведущего в Хорватию. Войнауже закончилась, братья снова стали братьями, границы уже охранялись не стольтщательно, как раньше. Немного везения – и через шесть часов можнооказаться уже в Белграде.

Эдуард уже несколько раз попадал на это шоссе, но всякий разрешал вернуться, поскольку еще не получил знака, чтобы двигаться дальше. Теперьвсе было по-другому: этот знак появился, им была зеленоглазая девушка скаштановыми волосами и взволнованным видом человека, который боится потерятьсвою решимость.

Эдуард решил дойти прямо до стены, перебраться через нее ибольше никогда не возвращаться в Словению. Но девушка спала, он должен был хотябы попрощаться с ней.

Когда после «солнечных ванн» члены Братства собрались вхолле, Эдуард подошел к ним.

– Что здесь делает этот сумасшедший? – спросилсамый старший.

– Перестаньте, – сказала Мари. – Мы тожесумасшедшие.

Все рассмеялись и заговорили о вчерашней беседе. Вопрос былтакой: действительно ли суфийская медитация в состоянии изменить мир?Прозвучали теории, предложения, поправки, противоположные мнения, критическиевысказывания в адрес лектора, способы усовершенствовать то, что было испытановеками.

Эдуарда просто тошнило от подобных дискуссий. Эти людизамыкались в психиатрической больнице и спасали мир, ничем не рискуя, посколькузнали: там, снаружи, все будут называть их смешными, несмотря на то, что идеи уних весьма конкретные. Каждый из этих людей имел свою особую теориюотносительно всего и был убежден, что его истина – это единственное, чтоимеет значение. Они проводили дни, ночи, недели, годы в разговорах, так и неприняв единственной истины, стоящей за любой идеей: хороша она или плоха, нореальна она лишь тогда, когда ее стараются осуществить на практике.

Что такое суфийская медитация? Что такое Бог? Что такоеспасение, если мир действительно необходимо спасать? Ничто. Если бы каждый издесь, и снаружи жил своей жизнью и позволил так же поступать другим. Бог былбы в каждом мгновении, в каждом горчичном зерне, в клочке облака, котороевозникает и тут же растворяется. Бог здесь, однако эти люди считали, чтонеобходимо продолжать поиск, поскольку казалось слишком просто принять жизнькак акт веры.

Он вспомнил такое простое и легкое упражнение, которому, какон слышал, обучал суфийский учитель, пока он ожидал Веронику у пианино:смотреть на розу. Разве нужно что-нибудь еще?