Джесси была поражена, услышав в голосе матери нечто, весьмапохожее на ненависть.

– Салли…

– Ладно, Том. Она желает остаться тут с тобой? Отлично. Сней мне всегда сложнее: она будет устраивать вечные стычки с сестрой и ныть,что должна присматривать за Уиллом. Всю дорогу ныть.

– Салли, Джесси почти никогда не ноет. И она так хорошо…

– Ты плохо ее знаешь! – крикнула Салли, и резкость ее голосазаставила Джесси вжаться в кресло. – Прости меня Бог, но ты ведешь себя так,словно она твоя девка, а не дочь!

Теперь уже отец хранил долгое молчание, а когда онзаговорил, его голос был спокоен и холоден.

– А вот это очень гадко и несправедливо, – сказал онмедленно.

Джесси сидела на веранде и смотрела на вечернюю звезду,чувствуя, что вот-вот упадет в обморок. Это было ужасно. Она ощутилапотребность снова сложить ладонь трубочкой и загадать желание, и на этот разотменить все, начиная с просьбы к папе, чтобы он позволил ей остаться с нимсмотреть затмение завтра в Сансет-Трэйлс. Послышался звук отодвигаемого кресла.

– Извини меня, – сказала Салли, и, хотя ее голос все ещезвучал раздраженно, теперь в нем появились нотки раскаяния. – Пусть завтра онаостанется с тобой, если это все, что тебе нужно для счастья. Прекрасно! Бери еесебе!

Затем раздался удаляющийся стук ее каблуков, и через минутусработала зажигалка отца: теперь он закурил.

В глазах Джесси закипели слезы – слезы стыда, боли иоблегчения, что это не закончилось еще хуже… Ведь они с Мэдди заметили, чтоспоры их родителей в последнее время становились все резче и громче. Да ипримирения после этих ссор затягивались.

«Ладно, – перебила она себя. – Надо сменить обстановку,тогда и мысли станут другими».

Джесси поднялась, сошла по ступенькам с веранды и далее потропинке спустилась к озеру. Там она и сидела, кидая камешки в воду, когдачерез полчаса к ней подошел отец.

– Солнечное затмение на двоих завтра на веранде, – сказал они чмокнул ее в шею. Он побрился, и его кожа была мягкой и гладкой, но все равнопо ее спине пробежали те же иголочки. – Все улажено.

– Она тебя ругала?

– Нет, – протянул он весело. – мама сказала, что ееустраивает любой вариант.

Джесси уже забыла о своем подозрении, что отец знает гораздобольше об акустике комнат, чем показывает, а его великодушная ложь так тронулаее, что она чуть не разрыдалась. Она обняла его и покрыла поцелуями его губы ищеки. Сначала он изумился. Его руки поднялись и на миг коснулись тугих припухлостейее грудей. Мурашки снова побежали по ее спине, но на этот раз они были похожина уколы многочисленных иголок. И с ними пришло ощущение странностичеловеческих отношений в этом огромном и противоречивом мире.

Его руки опустились на ее спину и мягко держали ее лопатки,и, сколько они так стояли и полагалось ли стоять так долго, она не знала.

– Я люблю тебя, папочка.

– А я тебя, Чудо-Юдо.

День затмения выдался жарким и влажным, но достаточно ясным.Прогнозы, что низкая облачность может затруднить наблюдение за солнечнымзатмением, не оправдались. Во всяком случае, что касается западной части штатаМэн.

Салли, Мэдди и Уилл присоединились к «Дарк-скорскимпочитателям солнца» около десяти утра, а перед отъездом Салли молча, сдержаннопотрепала Джесси по щеке: она оставляла мужа с дочкой, которую вчера вечеромназвала скрипучим колесом.

Джесси сняла свои шорты и маечку и надела новое летнееплатье, то самое, которое было прелестным (ее не смущали яркие желтые и красныеполосы), хотя и тесноватым. Она использовала немного духов Мэдди (подочаровательным названием «Мой грех»), мамин дезодорант и яркую помаду «Юм-Юм смятой». И хотя Джесси не принадлежала к тем девчонкам, которые все времякрутятся около зеркала, при этом балдея (это был термин ее мамы, котораякричала обычно: «Мэдди, прекрати балдеть перед зеркалом и иди сюда!»), онапотратила много времени, чтобы уложить волосы, потому что однажды папа похвалилименно эту прическу.

Когда каждая прядь была на месте, она потянулась квыключателю ванной, но вдруг остановилась. Девочка, которая смотрела на нее иззеркала, была уже не девочка, а девушка, и дело было не в платье, котороеплотно облегало ее фигуру, помаде или волосах, собранных в неловкий, но странноидущий ей шиньон. Девушкой делало ее все это вместе, и сумма значительнопревосходила слагаемые.., почему? Она не могла ответить на этот вопрос.Возможно, ее прическа обнажила высокие скулы. Или это изгиб спины, оченьчувственный в отличие от мальчишески-плоских бедер. А может, это был ее взгляд– сияние глаз, которое вдруг появилось сегодня.

Она еще секунду размышляла над этим, глядя на своеотражение, и вдруг вспомнила слова матери: «Прости меня Бог, но ты ведешь себятак, словно она твоя девка, а не дочь!» Она прикусила свою розовую нижнюю губу,наморщила лоб, вспоминая вчерашний разговор, мурашки, которые побежали от егокасания, его руки на ее груди… Она почувствовала приближение дрожи и непозволила ей овладеть собой. Не имело смысла дрожать, не понимая отчего. Идумать об этом тоже не имело никакого смысла.

«Хорошая мысль», – подумала она и выключила свет в ванной.

По мере того как день сменял утро и приближался моментзатмения, она чувствовала себя все более возбужденной. Она поймала потранзистору музыкальную программу рок-н-ролла. Ее мать презирала такую музыку ичерез несколько минут требовала переключить на классическую. Но папе сегодняэта музыка очень нравилась, он подпевал и щелкал пальцами в такт. А когда Дюприпел «Ты принадлежишь мне», он легко схватил ее в свои объятия и протанцевал поверанде. Джесси включила плиту в полчетвертого, примерно за час до началазатмения, и пришла спросить отца, съест ли он два гамбургера или только один.

Она застала его около веранды, у южной стены дома. На нембыли только короткие шорты и фартук. Он попробовал повязать платок на голову,чтобы спастись от пота, который тек ему в глаза. Он склонился над маленькойдымной горелкой. Сочетание пиратского платка и шорт придавало ему очарованиеюности. Джесси вдруг увидела человека, в которого ее мать влюбилась напоследнем курсе колледжа.

Несколько кусочков стекла – осколков когда-то выбитого окна– лежали рядом с ним. Он держал стекло над поднимающимся дымом, поворачивая егопод разными углами, словно готовил какой-то особый шашлык. Джесси рассмеялась –в основном ее рассмешил фартук, – и отец обернулся с ответным добродушным смехом.Только мимолетно она подумала о том, что, по-видимому, нравится ему в этомплатье. Он же ее отец в конце концов, а не какой-то шустрый мальчишка изстаршего класса ее школы.