– Ты еще любишь меня? – настаивала она, и вдруг поняла, чтострашно рискует, задавая такой вопрос, – ведь ответ может уничтожить ее, – ноона должна была спросить, должна.

– Конечно, – ответил он сразу, и немного тепла сновапоявилось в его голосе, когда он это сказал, так что она поняла: это правда, нотем не менее смутно чувствовала какую-то перемену в отношении к ней.

Она догадывалась, что это как-то связано с его страннымповедением, однако совершенно не представляла, насколько серьезно то, чтослучилось. Она снова вспомнила рассказы Кэрен Окойн и тут же поспешила забытьоб этом. Это была чепуха, да к тому же он и не засовывал свой язык ей в рот.

Джесси вдруг услышала голос мамы, которая говорила громко исердито: «Разве не верно говорят, что скрипучее колесо всегда требует многосмазки?» Она почувствовала теплое мокрое пятно на трусиках. Оно прилипло к еетелу в промежности. «Да, – подумала она. – Верно, скрипучее колесо требуетмного смазки».

– Папочка…

Он поднял ладонь запрещающим жестом, который он всегда делалза столом, когда ее мать или Мэдди (чаще мать) входили в раж. Джесси не моглавспомнить ни одного случая, чтобы папа делал этот жест в ее сторону, и этотфакт усилил ощущение, что сейчас произошло нечто ужасно скверное и в результатеужасной ошибки, которую она совершила (возможно, надев летнее платье?), должныслучиться важные, неизбежные перемены. Эта мысль породила чувство отчаяния.

– Джесси?

– Да, папа?

– То, что случилось, – начал Том, потом откашлялся иповторил снова:

– Нам надо поговорить, дочка, о том, что случилось. Но несейчас. Иди в дом, прими душ и переоденься. Поспеши, и ты успеешь к концузатмения.

Она потеряла всякий интерес к затмению, хотя не призналасьему в этом. Она просто кивнула, пошла, потом обернулась:

– Папочка, все хорошо?

Он выглядел растерянным и смятенным.., и тут Джесси поняла,что он чувствует себя так же плохо, как и она. Даже, может быть, еще хуже.

– Да, – сказал он неуверенно. – Но все же иди и приведи себяв порядок.

– Да-да, сейчас.

Она изо всех сил попыталась улыбнуться, и это даже немногополучилось. Отец, помедлив, улыбнулся тоже. Это на миг принесло облегчение, ина душе перестали скрести кошки. Но когда она поднялась в большую верхнююспальню, которую делила с Мэдди, кошки начали скрести снова. И самым худшимбыло опасение, а вдруг он расскажет матери о том, что случилось. А что скажетона?

Спальня была разделена одежной вешалкой, которая стоялапосередине. Они с Мэдди вешали сюда разное старье, а потом разрисовывали егоакварельными красками Уилла. Это развешивание и рисование очень их развлекало,но теперь показалось глупой забавой, и вообще изломанная тень вешалки металасьпо комнате, как чудовище. И даже терпкий запах сосновой смолы, который ей такнравился, показался сегодня тяжелым и вязким, как освежитель воздуха, которыйне может скрыть вонь.

«Это наша Джесси: скрипучее колесо. Она никогда несогласится, не удостоверившись, что все так, как она хочет. Она не любит чужихпланов, но должна исполнить свой собственный».

Джесси пошла в ванную, пытаясь забыть голос матери ипонимая, что не сможет. Она включила свет, рывком сняла с себя платье и бросилаего в грязное, испытав облегчение. Расширившимися зрачками она смотрела на себяв зеркало и видела лицо маленькой девочки со взрослой прической, причем теперьиз укладки выскочили пряди. И тело было телом девочки – худое и с узкимибедрами – хотя, как в деревце, в нем совершалась какая-то невидимая работа. Оноуже менялось, и что-то такое оно сейчас сотворило с ее отцом.

Ее внимание привлекло мокрое пятно на трусиках. Она сняла их– хлопковые трусики фирмы «Сирс», когда-то зеленые, но теперь побледневшие досероватого, – и с любопытством и страхом посмотрела на них, растянув пальцамирезинку. Да, что-то было внизу, но это был не пот и не моча. На зубную пастуэто было тоже не похоже, никогда не видела она такой пасты. Скорее светлаяпаста для мойки кафеля. Джесси опустила голову и понюхала. Слабый запах слегканапоминал приморский лиман в жару, когда стоит тишина и пахнет солями. Однаждыона дала отцу стакан такой воды и спросила, может ли он определить запах. Онпокачал головой.

– Не-а, – усмехнулся он, – ничего не чувствую, но это незначит, что его тут нет. Это значит просто, что я много курю, черт меня дери.Минеральные соли, вот и все.

Минеральные соли, подумала она теперь, стоя перед зеркалом вванной, и вдохнула этот запах снова. Он нравился ей, хотя она не могла быобъяснить, почему.

Затем заговорил более уверенный голос. В день затмения онзвучал, как голос ее матери (которая называла ее чушкой, когда та что-нибудьломала или забывала о своих обязанностях), но Джесси чувствовала, что этопросто ее собственный голос. И если он был слегка груб и излишне категоричен,то объяснялось это тем, что ему было еще, конечно, рано появляться. Но онпоявился – появился и теперь старался помочь ей собраться с мыслями. Она нашлаего уверенность успокоительной.

"Эта штука, чушка, – то самое, о чем говорила СиндиЛессард. – мужской огонь, понимаешь? Я думаю, ты должна быть благодарна, чтоэто очутилось на твоих трусиках, а не где-то в тебе, и не рассказывай себесказки насчет минеральных солей и прочей чепухи. Кэрен Окойн – идиотка, потомучто нельзя так глупо обманывать девочек.

А вот Синди Лессард видела эту штуку, а теперь и ты еевидела тоже. Мужской огоны".

С внезапным отвращением – не к самому веществу, а к тому,откуда оно явилось, – она швырнула трусики в грязное белье поверх платья. Затемвдруг она представила мать, которая разбирает белье, прежде чем пойти стиратьего в нижней комнате, где она обычно проводила стирку, и вот она находит вкорзине эти трусики. Что она подумает?..

Ее отвращение обернулось чувством ужаса перед непоправимой ошибкой,и Джесси стремительно схватила трусики из корзины. Снова этот слабый,одурманивающий запах заполнил ее ноздри. Устрицы и медь, подумала она, и большеничего не успела подумать: она обернулась к унитазу, сжав трусики в руке, и еевытошнило. Она быстро спустила воду, чтобы не ударил в нос запахполупереваренного бутерброда, закрыла крышку и вытерла рот. Страх, что ейпридется провести много времени перед этим устройством, прошел. Желудок,видимо, успокоился. Только бы не встретить снова этот смешанный запах устриц имеди…

Задержав дыхание, она пустила воду, быстро простирнулатрусики, выжала их и снова бросила в корзину. Потом глубоко вздохнула,откидывая волосы назад двумя руками; если мама спросит, что это за пара мокрыхтрусиков в корзине с грязным бельем…