Действительно, увидев клавиатуру впервые. Мари задумалась,почему она располагается не в алфавитном порядке. Но потом уже ни разу незадавалась таким вопросом, полагая, что это и есть лучшая схема для скоростногопечатания.

– Вы когда-нибудь были во Флоренции? – спросилдоктор Игорь.

– Нет.

– А стоило бы. Это не так уж далеко, и с ней связан мойвторой пример. В кафедральном соборе Флоренции есть красивейшие часы, созданныев 1443 году Паоло Уччелло. Оказывается, у этих часов есть одна особенность:хотя они и показывают время, как любые другие, стрелки движутся в направлении,обратном тому, к которому мы привыкли.

– Какое это имеет отношение к моей болезни?

– Сейчас поймете. Создавая эти часы, Уччелло нестремился быть оригинальным: на самом деле в то время были и такие часы, ичасы, в которых стрелки двигались в привычном для нас направлении. По какой-тонеизвестной причине – вероятно, потому, что у герцога были часы сострелками, движущимися в направлении, которое сегодня нам известно какправильное – оно в конечном счете и стало единственным общепринятым, ачасы Уччелло стали казаться чем-то умопомрачительным, безумным.

Он выдержал паузу, в уверенности, что Мари неотрывно следитза ходом его рассуждении.

– Итак, перейдем к вашей болезни: каждое человеческоесущество уникально в своих качествах, инстинктах, способах получатьудовольствие, стремлении к приключениям. Но общество все-таки навязываетколлективный образ действий, и людям даже не приходит в голову задатьсявопросом, почему они должны поступать так, а не иначе. Они соглашаются с этимточно так же, как машинистки согласились с тем, что QWERTY – лучшая из возможныхклавиатур. Вы помните, чтобы кто-нибудь хоть раз за всю вашу жизнь спросил вас,почему стрелки часов движутся в этом, а не в обратном направлении?

– Нет.

– Если бы кто-нибудь такое спросил, вероятно, он быуслышал в ответ: вы с ума сошли! Если бы он повторил вопрос, люди попытались бынайти причину, но затем сменили бы тему разговора – ведь нет никакойпричины, кроме той, о которой я рассказал. Итак, я возвращаюсь к вашемувопросу. Повторите его.

– Я вылечилась?

– Нет. Вы другой человек, которому хочется быть такимже, как все. А это, с моей точки зрения, является опасной болезнью.

– Опасно быть другой?

– Нет. Опасно – пытаться быть такой же, как все:это вызывает неврозы, психозы, паранойю. Опасно хотеть быть как все, потому чтоэто означает насиловать природу, идти против законов Бога, который во всехлесах и рощах мира не создал даже двух одинаковых листочков. Но вы считаетебезумием быть другой, и поэтому выбрали жить в Виллете. Потому что, посколькуздесь все отличаются от других, вы становитесь такой же, как все. Понимаете?

Мари кивнула головой.

– Не имея смелости быть другими, люди идут противприроды, и организм начинает вырабатывать Купорос, или Горечь, как называют внароде этот яд.

– Что такое Купорос?

Доктор Игорь понял, что слишком увлекся, и решил сменитьтему.

– Не имеет значения, что такое Купорос. А сказать яхочу следующее: все свидетельствует о том, что вы не вылечились.

У Мари был многолетний опыт работы в судах, и она решила тутже применить его на практике. Первым тактическим приемом было притвориться, чтоона согласна с оппонентом, чтобы сразу же после этого увлечь его в сети другогоспособа рассуждении.

– Я согласна. Здесь я оказалась по вполне конкретнойпричине – из-за панического синдрома, но осталась по причине весьмаабстрактной: из-за неспособности принять другой образ жизни – безпривычной работы, без мужа. Я с вами согласна. Мне не хватило воли начать новуюжизнь, к которой пришлось бы снова привыкать. Скажу больше: я согласна, что вприюте для умалишенных, даже со всеми его электрошоками – простите, ЭКТ,как вы предпочитаете выражаться, – распорядком дня, приступами истерии унекоторых пациентов, правила соблюдать легче, чем законы мира, который, как выговорите, «делает все, чтобы все подчинялись его правилам».

Так случилось, что прошлой ночью я услышала, как однаженщина играет на пианино. Играла она мастерски, такое редко приходитсяслышать. Слушая музыку, я думала обо всех, кто страдал ради создания этихсонат, прелюдий, адажио: о насмешках, которые им пришлось вынести, представляяэти произведения – другие – тем, кто правил миром музыки. О тяготах иунижениях, через которые пришлось пройти в поисках того, кто согласился быфинансировать оркестр. О насмешках публики, которая еще не привыкла к подобнымгармониям.

Но самое худшее, думала я, это не страдания композиторов, ното, что девушка играет их от всей души потому, что знает о своей скорой смерти.А разве я сама не умру? Где я оставила свою душу, чтобы иметь силы игратьмузыку моей жизни с таким же воодушевлением?

Доктор Игорь слушал молча. Похоже, все, что он задумал,приносило свои плоды, но было еще рано утверждать это наверняка.

– Где я оставила свою душу? – снова спросилаМари. – В моем прошлом. В том прошлом, которое так и не стало тем будущим,к которому я стремилась. Я предала свою душу в тот момент, когда у меня ещебыли дом, муж, работа... Когда я хотела оставить все это, да так и не хватилосмелости.

Моя душа осталась в моем прошлом. Но сегодня она пришласюда, и я, воодушевленная, вновь ощущаю ее в своем теле. Я не знаю, что делать.Знаю только, что мне потребовалось три года, чтобы понять: жизнь толкала меняна другой путь, а я не хотела идти.

– Мне кажется, я вижу некоторые симптомыулучшения, – сказал доктор Игорь.

– Мне не было необходимости просить разрешения покинутьВиллете. Достаточно было выйти из ворот и больше никогда не возвращаться. Номне нужно было все это кому-нибудь сказать, и я говорю вам: смерть этой девушкизаставила меня понять мою жизнь.

– Мне кажется, что симптомы улучшения превращаются в чудесноеисцеление, – рассмеялся доктор Игорь. – Что вы собираетесь делать?

– Уехать в Сальвадор, заботиться о детях.

– Вам незачем ехать так далеко: менее чем в двухстахкилометрах отсюда находится Сараево. Война закончилась, но проблемы остаются.

– Поеду в Сараево.

Доктор Игорь вынул из ящика стола бланк и тщательно егозаполнил. Затем встал и проводил Мари до двери.

– Идите с Богом, – сказал он, вернулся к столу изакрыл за собой дверь. Ему не нравилось привыкать к своим пациентам, ноизбежать этого ни разу не удалось. В Виллете будет сильно недоставать Мари.