Жила бы Софья в Англии, могла бы стать великой монархиней,не хуже рыжей Елизаветы. А так трон достанется хилому Федору Алексеевичу илиего малоумному брату Ивану. Оба вялые, слабые, ни на что не годные. Имелся уцаря еще один сын, маленький Петр Алексеевич, от новой царицы Натальи, но дотрона мальчонке за старшими братьями было далеко. Петр-то как раз и шустер ирезов – вечно за ним мамки и няньки по всему дворцу гоняются. Раз, сорванец,уселся на пол возле Корнелиуса и давай с ботфорта шпорное колесико откручивать.Сопел, старался – никак не угомонится. Когда капитан на него потихоньку шикнул,принц поднял круглые дерзкие глазенки, завертел колесико еще истовей. Аоткрутит – непорядок, нарушение мундира. Тогда фон Дорн посмотрел по сторонам(близко никого не было), да и отвесил шалуну щелчка по кудрявому затылку: небалуй. Царевич, хоть и трех лет всего, а ничего, не разревелся. Вытер носпарчовым рукавом, испытующе поглядел на большого дядьку в сверкающем железе и,слава богу, отстал – побежал себе восвояси, на нарышкинскую половину.

К тому времени Корнелиус уже успел разобраться в большоймосковской политике и знал, что борьбу за влияние на слабовольного АлексеяТишайшего ведут две придворные партии: родичи и сторонники прежней царицы,происходившей из рода князей Милославских – и приверженцы новой государыниНатальи Нарышкиной.

Сверху нынче были Нарышкины, предводительствовал надкоторыми канцлер Матфеев. Фортуна Артамона Сергеевича была сильна, а стояла натрех столпах. Первый, крепчайший – царица Наталья, которая воспитана вматфеевском доме, безмерно почитает боярина, батюшкой зовет. Второй столп – давняядружба Артамона Сергеевича с царем. Они вместе выросли, были товарищами поучению и играм. А третий столп – государственные таланты министра. Но эта опораиз всех самая хлипкая, ибо царь Алексей умом невелик и ценит больше не тех, ктодело делает, а кто умеет его величество распотешить. И тут уж Матфееву неугнаться за придворными лизоблюдами вроде обер-маршала Хитрово или князя ИванаМилославского. Главная же надежда Милославских на племянника, кронпринца ФедораАлексеевича – вот взойдет он на престол, тогда и настанет их время, а Матфеев сНарышкиными наплачутся.

Ну да царь еще не стар и, скорей всего, переживет хворогоФедора так же, как пережил предыдущего цесаревича Алексея Младшего. Жаль былотолько, что живая умом принцесса Софья из другого лагеря – Матфееву и, значит,капитану фон Дорну, врагиня.

Чуднее всего в этом противостоянии было то, что ИванМилославский и боярин Матфеев жительствовали в одном и том же Артамоновскомпереулке, как бы разделенном незримой границей на две враждующие стороны. УАртамона Сергеевича одна лейб-гвардейская рота – мушкетеры, у Милославскогодругая – копейщики. И те, и другие ставят поперек переулка решетки и караулы,собачатся меж собой, бывает, что и подерутся. Но поединки и кровопролитиестрого воспрещены, за это с фон Дорна и с капитана копейщиков строгий спрос.Государь смертоубийства между своими гвардейцами не терпит. Тут если что,головы полетят, да и самим Ивану Михайловичу с Артамоном Сергеевичемнесдобровать. Поэтому от кровопролития соседи воздерживались, но следили одинза другим зорко, опасались каверз, а больше всего шпионства и измены.

Теперь Корнелиусу было понятно, в чем провинился егопредшественник капитан Митька Веберов, виденный кем-то из матфеевскихлазутчиков у князя Милославского.

* * *

На караулы в Кремль надо было заступать через три дня начетвертый, в остальное же время мушкетеры состояли при особе и дворе АртамонаСергеевича. Оберегали его обширную усадьбу, сопровождали боярина в разъездах –не все, конечно, а избранный десяток, но ротный командир беспременно.

Со временем, приглядевшись к капитану, Матфеев стал егопользовать не только для охраны, но и для иных поручений, которые мало-помалустановились всё хитрей и доверенней. Теперь Корнелиус все чаще оставлял роту насвоего помощника, поручика Мирона Собакина, сам же то толмачил для АртамонаСергеевича, то скакал с наказами в солдатские полки, то чинно, в каретечетверкой, вез послания к иностранным резидентам. Пожалуй, был он теперь непросто начальник боярской стражи, а самый настоящий адъютант.

Первый царский советник был до власти и дела жаден, забралпод себя чуть не десяток приказов, и всё ему, ненасытному, казалось мало. ИПосольский приказ, московское министерство иностранных дел, его, и военноеминистерство, и Малороссийский приказ, и разные наместничества. Тихоеведомство. Аптекарский приказ – и тот Матфеев никому не отдавал, держал присебе, потому что был большим ценителем учености, и даже слыл у московитовчернокнижником. Лучшую комнату во дворце боярина занимала библиотека –большущая, томов на триста. Русских книг там было немного (да и откуда бы им,многим, взяться – печатали на Москве мало), всё больше польские, немецкие,латинские.

Корнелиус привычки к чтению не имел и в библиотеку заходилболее из-за карт, развешанных по стенам. Рассматривал разные пути к польской дашведской границе – не то чтоб собирался немедля, завтра же, пуститься в бега, атак, на будущее. Фортуна, как известно, особа переменчивая. Сегодня ходишь вшелках и обласкан властью, а завтра не пришлось бы ноги уносить.

Пока же изо всех сил старался угодить боярину, в себе неразочаровать. Все поручения исполнял в доскональности, но так, чтоб непереусердствовать – Артамон Сергеевич показного рвения не уважал. Что тебеведено, то и сделай, не мельтеши. Судя по тому, что фон Дорна стали приглашатьк столу чаще, даже и при гостях, боярин был своим адъютантом доволен. Корнелиусвеликую почесть ценил, держал себя в гостиной зале незаметно: садился с краю,близко от двери, рта не раскрывал, трубку упаси Боже первым не закуривал.

Дом у Матфеева был замечательно великолепный, другого такогона Москве нет. И убранством, и обычаем на царский дворец никак не походил.

В государевых теремах расписные, в цветах и травах, потолки,лавки покрыты бархатом, посуду на пирах подают из чистого серебра, но на полугрязь и объедки, в покоях темно, смрадно от чеснока и преющих под шубами бояр.

Зато палаты в Артамоновском переулке светлы и чисты.Просторный двор выложен разноцветными плитами, крыша сияет медью, на коньке –флюгер в виде рыцаря. Внутри еще роскошней. Стены не голые, как в Кремле, аобитые золоченой кожей с тиснением. Повсюду гобелены и гравюры, парсуныевропейских монархов вперемежку с белотелыми Венерами и наядами. Мебель немосковская – лавки да сундуки, а настоящая: шпалерные и парчовые кресла, резныешкафы, в столовой зале венецианские стулья с высокими спинками, в хозяйскомкабинете – огромный глобус, весь в тритонах и морских чудищах.