В пору расцвета своей популярности он переиграл чуть ли невсех богатых аристократов и был чем-то вроде современного Кэри Гранта с внешностьюГари Купера. Ни разу в жизни Куп не представлял на экране вульгарного нувориша,негодяя или человека с сомнительной репутацией; в списке его ролей были толькоположительные герои и первые любовники, безупречно одетые и с ослепительнойвнешностью. Но больше всего импонировал зрительницам его взгляд — мягкий,добрый, чуть задумчивый, романтический. Ни на экране, ни в жизни Куп не былжестоким или мелочным. Женщины, с которыми он когда-либо встречался, продолжалиобожать его даже после того, как он расставался с ними, насытив, как онвыражался, свое эстетическое чувство. Ни одна из его прежних любовниц никогдане отзывалась о нем плохо, а были их десятки, если не сотни. Им было приятнопроводить с ним время, так как Куп обладал талантом придавать самым банальнымвещам блеск и неповторимую элегантность. В Голливуде не было, наверное, ниодной сколько-нибудь заметной звезды женского пола, которая не прошла бы черезего постель.

Но, несмотря на это, Куп до сих пор оставался холостяком.Прожив семьдесят лет, он сумел избежать уз Гименея и втайне даже гордился этим.Впрочем, на семьдесят он не выглядел. Куп всегда следил за собой, занимался сличным тренером в тренажерном зале «Версаля», не переедал, избегал прямыхсолнечных лучей, и ему нельзя было дать больше пятидесяти пяти. А сейчас, когдаон вышел из великолепной машины в светлом блейзере, серых свободных брюках ибезупречной голубой рубашке, он выглядел еще моложе.

Эта одежда только подчеркивала, какие у него широкие плечи,узкая талия и длинные ноги. В Купе было шесть футов и четыре дюйма, и этим онтакже отличался от большинства современных голливудских идолов, которые почтивсе были низкорослыми коротышками.

Оглянувшись, Куп приветливо улыбнулся, сверкнув ослепительнобелыми зубами, и помахал садовникам; при этом любая женщина непременно заметилабы, какие красивые у него руки. Казалось, в нем нет ни одного изъяна, а егообаяние действовало на расстоянии не менее ста миль. Словно живой магнит. Куппритягивал в равной степени и мужчин, и женщин, и лишь немногие его знакомые —Эйб Бронстайн в том числе — оставались невосприимчивы к его чарам.

Ливермор тоже давно заметил приближение машины хозяина ипоспешил в холл, чтобы открыть перед Купом дверь.

— Добрый день, сэр, мистер Уинслоу, — чопорноприветствовал он Купа.

— Привет, Ливермор, — беспечно отозвалсяКуп. — Что-то ты сегодня мрачный. Кто-нибудь умер?

Он всегда поддразнивал своего чрезмерно серьезногодворецкого, стараясь заставить его если не рассмеяться, то хотя бы улыбнуться.Для него это было чем-то вроде спорта, задачи, над которой он не уставалбиться, пытаясь отыскать решение. Впрочем, Куп был доволен своим дворецким,искренне восхищаясь его достоинством, неизменной выдержкой, рассудительностью иумом. Ливермор поступил к нему на работу пять лет назад, и Куп не разпризнавался Лиз, что именно о таком дворецком он мечтал всю жизнь. Ливерморпридавал особняку особый шик и стиль. Кроме того, дворецкий умело заботился огардеробе Купа, что тоже было непросто.

— Нет, сэр. Мистер Бронстайн и мисс Салливан ждут вас вбиблиотеке, сэр, — сообщил дворецкий. — Они только что закончилиленч.

Ливермор не сказал хозяину, что бухгалтер ждет его с самогополудня. Он всегда избегал лишних слов, к тому же Купу, скорее всего, было всеравно. Он считал, что, коль скоро Эйб Бронстайн на него работает, он может иподождать — за это ему и деньги платят. Тем не менее, входя в библиотеку. Купулыбнулся бухгалтеру самой широкой и обезоруживающей улыбкой, которая, впрочем,пришла к нему естественно и без особого труда. Эйб, однако, давно не попадалсяна такие простые уловки; глядя на Купа, он только вздохнул. Купер Уинслоутанцевал под собственную музыку, и до сих пор Эйб ничего не мог с этимподелать.

— Надеюсь, тебя хорошо накормили, Эйб? — спросилКупер с таким видом, словно он не опоздал на два часа, а напротив — приехал нанесколько минут раньше назначенного срока. Это был его стиль; он всегдастарался застать собеседника врасплох, ошеломить, очаровать и в конце концовзаставить забыть обо всех мелких (крупных он не признавал) недоразумениях вродедвухчасового опоздания. Эйб, однако, не попался и на эту удочку и не мешкаяперешел к делу.

— Я приехал сюда, чтобы поговорить о твоем финансовомположении, Куп, — сказал он серьезно. — Нам нужно многое обсудить ипринять несколько важных решений.

— Не имею ничего против, — ослепительно улыбнулсяКупер и, с размаха усевшись на диван, вытянул перед собой длинные ноги. Он былабсолютно уверен, что в течение нескольких секунд Ливермор подаст ему бокалшампанского, которое поможет ему пережить визит бухгалтера относительноспокойно, и не ошибся. Дворецкий бесшумно вырос рядом, держа в руках серебряныйподнос с высоким бокалом «Кристаля». В подвале особняка хранилось несколькодюжин бутылок этого благословенного напитка, так как Куп всегда пил только«Кристаль», выдержанный и охлажденный по всем правилам. Там же, в винномпогребе, который был таким же легендарным, как и изысканный вкус его владельца,хранилась и коллекция редких вин, главным сокровищем которой служили несколькобутылок «Прадо» 1817 года.

— Давай начнем с того, что дадим Лиз прибавку кжалованью. Я давно собирался это сделать, — добавил он и улыбнулся Лиз, аона почувствовала, как от жалости у нее сжалось сердце. Как и у Эйба, у неетоже была припасена для босса неприятная новость, которую она вот уже целуюнеделю не решалась ему сообщить.

— Сначала послушай, что я тебе скажу, — возразилЭйб. — Я намерен рассчитать всех твоих слуг прямо сегодня. Что скажешь?

Куп расхохотался. Ливермор, в лице которого не дрогнул ниодин мускул, с достоинством поклонился хозяину и вышел.

— Ты с ума сошел!.. — Куп отпил глоток шампанскогои поставил бокал на мраморный столик. — И как только такое могло прийтитебе в голову? Рассчитать моих слуг! Может, лучше распять их? Или расстрелять?

— Я говорю совершенно серьезно! Им придется уйти.

Мы только недавно полностью расплатились с ними, ведь твоядомашняя прислуга не получала зарплату почти три месяца. В будущем месяцеплатить им уже нечем. Иными словами, ты не можешь позволить себе содержатьтакой многочисленный штат, Куп. — В голосе бухгалтера неожиданнопрозвучали жалобные ноты, словно он знал: ничто из того, что он может сказать,не заставит Купа воспринимать его слова серьезно. Каждый раз, когда Эйбразговаривал с ним о делах, у него появлялось ощущение, будто его слова лишьвпустую сотрясают воздух. Купер не слышал его — просто не желал слышать.

— Я сегодня же вручу им уведомление обувольнении, — сказал Эйб, постаравшись придать своему голосу как можнобольше твердости. — И дам им две недели на поиски нового места. Тебе яоставляю только одну горничную.

— Великолепно! — воскликнул Куп с саркастическимвидом. — А кто будет отпаривать и чистить мои костюмы? Кстати, какую изгорничных ты решил мне оставить? — У Купа было три горничных, повар иофициант, который прислуживал за столом. Ливермор, дворецкий. Восемьсадовников. Водитель, который работал на полставки, так как Куп предпочиталводить свои машины сам и вызывал шофера только для самых торжественных случаев.Он всегда считал: чтобы содержать в порядке такое большое поместье, необходим ибольшой штат. В глубине души Куп признавал, что мог бы обойтись и гораздоменьшим количеством работников, но ему льстило, что его обслуживает такой штатприслуги. А Куп никогда не упускал случая потешить свое самолюбие.