Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А как быть до этого?
— Держаться до последнего. По возможности помогать другдругу.
Он опять взялся за ручку, выписал чек, оторвал и вручил егомне. Чек был на пять тысяч долларов.
— Не думайте о расходах, Лэм, — сказал он, — я не собираюсьмелочиться. Это вот вам для начала, а потом получите еще больше.
Положив чек в карман, я встал, и мы пожали друг другу руки.
— Но сумеете ли вы помочь мне выкарабкаться из этой ямы?
— Не знаю, — ответил я. — Но мы всегда стараемся, чтобы нашиклиенты получали то, за что платят.
— Ладно, я ведь теперь тоже ваш клиент. Помните об этом.
— Да уж не забуду, — ответил я и пошел из кабинета.
Гетчел широко распахнул дверь и громко сказал:
— Мне нравится ваш стиль, молодой человек. По душе такжеваши инициативность и мужество, но я решительно против того, чтобы выпонапрасну тратили свое и мое время. Более того, уверен, что и мистер Аллен,мой зять, не заинтересуется вашим предложением. На этот раз не стану делать вамвыговор, но на будущее не потерплю, чтобы вы врывались ко мне, минуя моегосекретаря. Вы меня поняли?
— Да, сэр, — ответил я и, изображая смущение, вышел изофиса.
По дороге в суд я жал на всю катушку.
Гаркурт Паркер, помощник прокурора, назначенный участвоватьв процессе вместо Ронли Фишера, делал все, что мог. Но ему никак не удавалосьсклонить чашу весов на свою сторону.
На трибуне находился Стонтон Клиффс, который давал показанияв свою защиту и явно производил на присяжных хорошее впечатление.
Этот тип держался достаточно уверенно, не лез за словом вкарман и был неплохим актером. Он изо всех сил пытался казаться искренним ивыдать себя за жертву стечения обстоятельств.
Судя по его словам, он глубоко переживал трагическую гибельсвоей жены. Несмотря на то что они давно уже не находили общего языка исобирались вот-вот расстаться, он тем не менее якобы питал к ней глубочайшееуважение и дорожил ее дружбой. Просто их взаимоотношения лишились былойромантики.
Он признавал, что пытался оградить свою любовницу отгазетной трескотни и сплетен, неизбежных в случае, если бы их взаимоотношенияполучили огласку, — поэтому и ввел полицию в заблуждение, утверждая, будто вквартире, кроме его и жены, никого не было, когда произошел трагическийинцидент.
В остальном он якобы не лгал, когда давал показания, что втот момент собирался сказать жене, что хочет получить развод, и убедить еепопытаться разумно оценить сложившуюся ситуацию. По его словам, он готов былпойти ей навстречу в материальном плане.
Обвиняемый утверждал, что, как оказалось, глубокозаблуждался в отношении жены, думая, что она примирится с неизбежным, — ведьвот уже на протяжении многих месяцев у них не было нормальных супружескихотношений, — и ему казалось, что и она полностью понимает неприемлемость такогоположения для них обоих.
Вместо этого, показывал Клиффс, она впала в истерику.Выхватила из ящика стола пистолет, пыталась застрелить Мэрилен Картис, и тойпришлось выбежать из комнаты. Он вынужден был сграбастать жену и, чтобыпривести в чувство, ударил ее по лицу, так как понял, что она в невменяемомсостоянии и взывать к ее разуму бесполезно. Тут она направила на него пистолети выстрелила, но пуля лишь слегка задела его; он попытался выхватить у нееоружие, но она вырвала руку с зажатым в ней пистолетом и непроизвольно нажалана спуск, раздался выстрел — и она оказалась убитой наповал. Он глубокопереживает случившееся, но не считает себя виновным в ее гибели.
Клиффс не перебирал, когда распинался о своих сожалениях поповоду недавней трагедии. Он не преминул сделать акцент на том, что сам онполноценный, нормальный в физиологическом отношении мужчина, в то время какжена его в сексуальном плане была слишком сдержанной и по этой причине емупришлось искать удовлетворение на стороне, а когда он обрел счастье с МэриленКартис, его жена повела себя «как собака на сене» и наотрез отказаласьпредоставить ему развод.
Мэрилен Картис, также обвиняемая, сидела возле своегоадвоката, не отрывая глаз от своего любовника на трибуне, кивая время отвремени как бы в подтверждение его слов, утирала слезы платочком, успевая приэтом гордо вскидывать голову, говоря всем своим видом, что сердцу не прикажешь,и ее любовь к обвиняемому — искреннее и достойное уважения чувство.
Судя по атмосфере, царящей в зале суда, в лучшем случае, начто могло рассчитывать обвинение, — это не дать присяжным вынести решение идобиться переноса слушания дела, так как не было ни малейшего шанса добитьсяобвинительного приговора, и, напротив, все шансы за то, что обвиняемыхоправдают.
Обвиняемый закончил давать показания.
Приступаем к перекрестному допросу! — объявил представительзащиты.
Паркер поднялся и начал засыпать Клиффса вопросами.
Тот, как в игре в бейсбол, принимал каждый вопрос ирикошетом отбивал его Паркеру. Конечно, Мэрилен Картис была его любовницей. Да,они любили друг друга. Да, хотели пожениться. У них ведь тоже есть право насчастье. Да, он пытался наладить супружескую жизнь, настаивал на том, чтобыжена обратилась к специалистам-медикам по поводу все усиливающегося у неенежелания исполнять свои супружеские обязанности. Она отказалась. Да, оналишила его возможности жить дома полноценной в сексуальном плане жизнью.
Да, жена сама порвала с ним отношения еще задолго до того,как он встретил Мэрилен Картис. Более того, она сама посоветовала ему искатьудовлетворение на стороне. Да, открыто насмехалась над его мужскимдостоинством.
Паркер словно ломился в закрытую дверь и понимал это. Всенаходившиеся в зале суда видели, как он терпит поражение, присяжные — темболее.
Суд удалился на пятнадцатиминутный перерыв.
Я протолкался к Паркеру.
— Можете уделить мне минуту для разговора? — спросил я.
Паркер смерил меня взглядом.
— Смотря о чем?
— У меня есть для вас некоторая информация.
— Тогда другое дело, — заинтересовался он. — Пройдите сюда.Кто вы такой и что вам известно?
— Меня зовут Дональд Лэм, — пояснил я. — Я частный детектив.Известно мне не так уж много, но есть подозрение.
— У нас их и без вас хватает.
— Но подозрение вполне обоснованное, с доказательствами.
— Обратитесь с этим в полицию. Они проводят расследование.Мое дело — судебное разбирательство.
— В полиции я уже был. Они сочли меня за пьяного.