Если ты действительно нас любишь, сделай, как я прошу. Еслиты не любишь нас, продолжай в том же духе.

Эдуард часами вглядывался в небо над городом Бразилия,смотрел на проплывающие в синеве облака – красивые, но не способныепролить ни единой капельки дождя на сухую землю центрального Бразильскогоплоскогорья. Он был так же опустошен, как и они.

Если сохранить верность своему выбору, мать, в конце концов,сляжет от страданий, отец утратит энтузиазм в отношении карьеры, оба будутвинить себя в том, что допустили ошибку в воспитании любимого сына. Еслиотказаться от живописи, видения Рая никогда не выйдут на свет Божий и ничто вэтом мире уже не сможет принести ему радости и воодушевления.

Он посмотрел вокруг, увидел свои картины, вспомнил, с какойлюбовью и нежностью он накладывал каждый мазок, и счел их все посредственными.Он обманывался. Ему хотелось быть тем, для чего он никогда не был избран, иценою этого было разочарование родителей.

Райские видения были для людей избранных, которые в книгахвыступают как герои и мученики своей веры. Люди, с детства знавшие, что онинужны миру. А то, что написано в книге, – это вымысел романиста.

За ужином он сказал родителям, что они правы: это былаюношеская мечта, и его интерес к живописи уже прошел. Родители были довольны,мать от радости расплакалась и обняла сына. Все вернулось в норму.

Ночью посол втайне отметил свою победу, откупорив бутылкушампанского, которую один и выпил. Когда он пришел в спальню, его жена –впервые за столько месяцев – уже спокойно спала.

На следующий день они обнаружили, что комната Эдуардаразгромлена, картины растерзаны режущим предметом, а сам он сидит в углу исмотрит на небо. Мать обняла его, сказала, как она его любит, но Эдуард неответил.

Он не хотел больше слышать о любви: всем этим он был сыт погорло. Ему казалось, что он сможет все бросить и последовать советам отца, но всвоей работе он зашел слишком далеко – перешел пропасть, отделявшуючеловека от его мечты, и назад пути уже не было.

Он не мог идти ни вперед, ни назад. А значит, проще былоуйти со сцены.

Еще около пяти месяцев Эдуард пробыл в Бразилии, за нимухаживали специалисты, установившие диагноз – редкая форма шизофрении,вероятно вызванная аварией с велосипедом. Вскоре в Югославии вспыхнулагражданская война, посла поспешно отозвали, проблемы накапливались слишкомбыстро, чтобы семья могла о нем заботиться, и единственным выходом былооставить его в недавно открытом санатории Виллете.

Когда Эдуард закончил рассказывать свою историю, был ужепоздний вечер, и оба они дрожали от холода.

Пойдем вовнутрь, – сказал он. – Уже накрыли кужину.

– В детстве, бывая в гостях у бабушки, я подолгусмотрела на одну картину, которая висела у нее на стене. Это былаженщина – Мадонна, как говорят католики. Она парила над миром, простирая кЗемле руки, с которых струились лучи света.

Самым любопытным в этой картине для меня было то, что этаженщина стояла ногами на живой змее. Я тогда спросила бабушку: «Она не боитсязмеи? Ведь змея может укусить ее за ногу, и она погибнет от яда!»

А бабушка ответила:

«Змея принесла на Землю Добро и Зло, как говорится в Библии.Матерь Божия управляет и Добром, и Злом силой своей любви».

– А какое все это имеет отношение к моей истории?

– Я знаю тебя всего лишь неделю, так что было быслишком рано говорить: «Я тебя люблю», а поскольку эту ночь я не переживу,говорить тебе это было бы к тому же слишком поздно. Но любовь – это и естьвеликое безумие мужчины и женщины.

Ты рассказал мне историю любви. Если быть откровенной, ясчитаю, что родители желали тебе всего наилучшего, и именно эта любовь почтисовсем разрушила твою жизнь. То, что Мадонна на картине у моей бабушки попираетногами змею, означает, что у этой любви две стороны.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – сказалЭдуард. – Я спровоцировал электрошок, потому что ты меня совсем запутала.Я боюсь того, что я чувствую, ведь любовь однажды уже разрушила меня.

– Не бойся. Сегодня я просила у доктора Игоряразрешения выйти отсюда и самой выбрать то место, где бы мне хотелось навсегдазакрыть глаза. Но увидев, как тебя тащат санитары, я вдруг поняла, что твоелицо – это и есть то, что я хотела бы видеть последним, покидая этот мир.И я решила не уходить.

Когда ты спал после шока, у меня случился еще один приступ,и я подумала, что мой час настал. Я смотрела на твое лицо, пытаясь угадатьисторию твоей жизни, и приготовилась умереть счастливой. Но смерть непришла – мое сердце снова выдержало, наверное, оттого, что я молода.

Он опустил глаза.

– Не стыдись быть любимым. Я ничего не прошу, толькопозволь мне любить тебя, играть еще одну ночь на пианино, если у меня хватит наэто сил. А за это я прошу тебя только об одном: если услышишь, как кто-нибудьстанет говорить, что я умираю, иди прямо в мою палату. Позволь мне осуществитьмое желание.

Эдуард долго молчал, и Вероника решила, что он вновь вернулсяв свой отдельный мир.

Наконец он посмотрел на горы за стенами Виллете и сказал:

– Если хочешь выйти, я тебя проведу. Дай мне тольковремя взять пальто и немного денег. И мы сразу же уйдем.

– Это ненадолго, Эдуард. Ты ведь знаешь.

Эдуард не ответил. Он вошел в помещение и вскоре вышел спальто.

– Это на целую вечность, Вероника. Дольше, чем всеодинаковые дни и ночи, которые я провел здесь, пытаясь забыть о тех райскихвидениях. Я почти забыл их, но, похоже, они возвращаются.

– Ну что ж, пойдем. Слава безумцам!

Когда в тот вечер все собрались за ужином, пациентызаметили, что недостает четырех человек.

Не было Зедки – но все знали, что после длительноголечения ее выписали. Мари, которая, по-видимому, ушла в кино, как часто бывало.Эдуарда, который, вероятно, еще не оправился от электрошока. Вспомнив об этойпроцедуре, все пациенты почувствовали страх и начали свой ужин в молчании.

Но главное – не хватало девушки с зелеными глазами икаштановыми волосами. Той самой, о которой всем было известно, что до концанедели она не доживет.

О смерти в Виллете открыто не говорили. Но, когда кто-либоисчезал, это все замечали, хотя старались вести себя так, будто ничего непроизошло.