Лиля молча протянула коробок, подумав при этом: «Может,лучше развестись?» Жора торопливо зажег непонятно откуда взявшуюся свечку истал обходить комнаты. В углах он останавливался и поднимал свечу. Ровное пламяначинало потрескивать, чернеть, исходя копотью.

– Правильно, – удовлетворенно отметил муж, – все верно,гляди, сколько отрицательной энергии, ведьма ты, все неприятности из-за тебя.

Чувствуя, как решение немедленно разойтись крепнет, Лилясплюнула и ушла к себе в спальню. Сразу же хлопнула входная дверь. Лилечкавышла в гостиную, на столе валялась чадящая свечка, вся в черных натеках.Вздохнув, она приняла решение. С нее хватит, возиться с Людмилиным отпрыскомона не станет, надо немедленно подыскивать размен, квартира отличная, желающиекосяком набегут!

Наглотавшись тазепама, Лиля заснула. Очнулась только кполудню, мужа еще не было. Не пришел Георгий и к вечеру. Лиля решила, чтопроклятая ведьма решила снова сойтись с мужиком, но через неделю все жеобратилась в милицию. В душе бушевали мстительные чувства. «Вот поищут, –думала жена, оформляя заявление, – не найдут, конечно. А я его через месяц изквартиры выпишу, пусть потом живет где хочет, потаскун проклятый».

Но неожиданно милиция обнаружила Рощина мертвым втрупохранилище. Тело лежало там как неопознанное почти семь суток. Уйдя из домапоздно вечером, Георгий выбросился из окна шестнадцатиэтажной башни в Кругломпроезде. Что понесло его туда, Лиля не знала. Квартиру женщина продала,переехала жить в другое место и сейчас пытается забыть про страшноепроисшествие.

– Сколько же вам пришлось пережить! – абсолютно искренневоскликнула я. – Меня бы не хватило на такое.

– Жаль очень Жору, – вздохнула Лиля, – он ведь детдомовский,мечтал о большой семье, а я бесплодная.

– Детдомовский? – поразилась я.

– А что тут странного? – переспросила Лиля. – Родители унего погибли в авиакатастрофе, вот он и оказался в приюте. Кстати, никакихособых ужасов не рассказывал, наоборот, говорил, что и воспитатели, и директорбыли добрые, внимательные. Профессию получил.

– Где располагался детдом?

– Интернат на Сокольской, мы туда на юбилей их выпускаездили вместе, – ответила Лиля.

Я попрощалась с Лилей и поторопилась домой. В головекрутились самые разные мысли. Людмила Шабанова, конечно, отменная дрянь. Жилаодновременно с обоими мужиками и ухитрилась «продать» им своего ребенка. Нозачем? Напрашивается простой ответ: из-за денег. А куда делась девочка? Непроще ли было отдать ее кому-то из отцов, по крайней мере число людей, желавшихпридушить Людмилу, уменьшилось бы вдвое. Так нет, сначала надувает одного,потом другого, а затем исчезает, чтобы через короткое время снова как ни в чемне бывало начать работать в Москве? Настолько уверена в безнаказанности?Сдается, у нее имелись помощники. Во-первых, кто-то же положил ее в родильныйдом, не оформляя документов, и, во-вторых, портье, так вовремя, перед самымвзрывом, распахнувший окошко…

Но сегодня больше не могу ничем заниматься, поеду домой, апо дороге заверну в кондитерскую и куплю обожаемые Марусей корзиночки с кремом.

Однако девочка, к удивлению, не обрадовалась, увидавлакомство.

– Что-то не хочется, – пробормотала она, – может, потом.

Я насторожилась:

– Ты хорошо себя чувствуешь?

Маша – замечательный ребенок. Никаких капризов из-за еды мыникогда не знали. Девочка, не кривляясь, ест кашу, пьет молоко с пенкой иабсолютно спокойно укладывает за щеки шпинат. Не то что Аркадий, тот доводилнас с Наташкой до обмороков, заставляя сдирать с курицы кожу, процеживать посемь раз какао и вылавливать из супа весь лук. Впрочем, он и сейчаскапризничает. Икру не ест, потому что «противно смотреть на нерожденныеэмбрионы». От яиц шарахается: «Как подумаю, откуда они у курицы вываливаются,сразу тошнит». Вид закипающего молока вызывает у него судороги, а в мясеоказываются «страшные токсины».

Машенька же, на радость Катерине, обладает аппетитоммолодого волчонка. Когда ей сравнялось три года, мы, тогда еще нищиепреподавательницы, отдали ее в детский сад. Столики там стояли в форме буквы П.Так вот, Маню всегда усаживали в центре, остальных детишек по бокам. Няняставила перед девочкой тарелку, ребенок мгновенно хватал ложку и начиналазартно хлебать суп.

– А теперь, дети, – возвещала воспитательница, – давайте всекушать так, как Машенька, ну-ка, кто ее опередит?

За два года выиграть соревнование с Маней не смог никто. Такчто от пирожных она откажется только в случае болезни.

Я сунула ей под мышку градусник, отметив красные,лихорадочно блестевшие глаза. Тридцать восемь градусов, никак не меньше.

– Голова болит?

– Болит, – прошептала Манюня, чихнула и заревела.

Вызванный врач поставил однозначный диагноз:

– Ветрянка. Две недели постельного режима.

Пока доктор выписывал кучу рецептов, Кеша как мог утешалсестру:

– Не расстраивайся, завтра станет лучше, давай-ка поспи.

– А я и не расстраиваюсь, – послышалось из-под одеяла, –наоборот здорово: контрольную пропущу. Зря ты, мамусечка, не захотела естьямбу, видишь, действует!

– Марья, – строго сказала я, – это простое совпадение, ни наминуту не верю всяким колдунам и шарлатанам. Запомни, наколдовать ничегонельзя!

– А вот и можно, – настаивала Маруся.

– Нет.

– Да!

– Нет.

– Да!

– Мать, – влез в наш конструктивный диалог Аркадий, – чеготы привязалась к больному ребенку? Пусть думает как хочет.

– Но ведь глупости говорит!

– Ладно тебе, – начал выталкивать меня за дверь сын, – идиотсюда, еще заразишься.

Из коридора я услышала, как Аркадий произнес:

– Нет у тебя, Манюня, инстинкта самосохранения, я в твоигоды твердо знал: спорить со взрослыми, как против ветра плевать.

Не услышав Машкин ответ, я спустилась в гостиную. Там увключенного видика с напряженным лицом сидела Зайка.

– На себя любуешься! – съехидничала я.

– Да вот сказали, что во время репортажа бровью дергаю, –сообщила Ольга, – теперь пытаюсь понять, когда это происходит. Что там с Маней?