– Мики ненавидел маму, – медленно произнесла Хестер. –Всегда ее ненавидел… Не знаю почему. Тина, думаю, ее любила. Гвенде она ненравилась. Кирстен была маме предана, впрочем, не всегда и не во всем с нейсоглашалась. Папа… – Она погрузилась в продолжительное молчание.

– Да? – попытался вывести ее из задумчивости Калгари.

– Папа сделался каким-то отшельником, – отозвалась Хестер. –После маминой смерти он очень изменился и стал, как бы это получше сказать…нелюдимым, что ли. Раньше он был более живым, более человечным. А теперьзабился в свою норку, и никак его оттуда не вытащишь. Любил ли он маму, мненеизвестно. Наверное, любил, когда женился. Они никогда не ссорились, но богзнает, как он к ней относился. Господи праведный! – Она всплеснула руками. –Поистине, видимо, чужая душа потемки. Кто знает, что скрывают эти привычныеспокойные лица? Человек может сгорать от ненависти, любви или отчаяния, а вы обэтом даже не подозреваете! Страшно… Это же страшно, доктор Калгари!

Он стиснул ее ладони своими руками.

– Вы уже не ребенок, – сказал Артур. – Детям ещепозволительно пугаться, а вы взрослая, Хестер. Вы женщина. – Он разжал руки ипроговорил деловым тоном: – Вам есть где остановиться в Лондоне?

– Наверное. – Хестер немного смутилась. – Не знаю. Мамаобычно останавливалась у Куртиса.

– Что ж, очень милый, тихий отель. На вашем месте я бы пошелтуда и заказал себе комнату.

– Сделаю все, что вы мне скажете.

– Славная девочка. Который час? – Калгари посмотрел на часы.– О-ля-ля, уже почти семь. А что, если вы пойдете и закажете себе комнату, а яприду к вам без четверти восемь и мы вместе пообедаем? Идет?

– Великолепно! – воскликнула Хестер. – Вы не шутите?

– Нет, – ответил Калгари. – Не шучу.

– А потом? Что будет потом? Не могу же я вечно жить у Куртиса?

– Хорошо, попробуем ограничить ваше жизненное пространствонеподвижной линией горизонта.

– Вы надо мной смеетесь? – с некоторым сомнением в голосеспросила она.

– Самую малость, – улыбнулся Калгари.

Лицо Хестер тоже осветилось улыбкой.

– Кажется, – доверительно сообщила она, – я вхожу в своюновую роль.

– По-моему, это обычное ваше занятие, – заметил Калгари.

– Поэтому я и мечтала преуспеть на подмостках. Не вышло,таланта не хватило. Актриса из меня получилась неважная.

– Зато в обычной жизни вы неподражаемы. Итак, дорогая, яусаживаю вас в такси, вы отправляетесь к Куртису. Умываетесь, причесываетесь.Вещи с вами?

– О да. У меня дамская сумочка.

– Прекрасно. – Калгари засмеялся. – Не беспокойтесь, Хестер.Мы что-нибудь придумаем.

– Мне нужно поговорить с вами, Кирсти, – сказал Филип.

– Да, разумеется.

Кирстен Линдстрем прервала свое занятие. Она складывалатолько что постиранное белье в шкаф.

– Хочу поговорить обо всей этой истории, – продолжал Филип.– Не возражаете?

– Чересчур много об этом разговаривают, – буркнула Кирстен.– Таково мое мнение.

– Но было бы хорошо прийти к какой-то одной точке зрения.Вы, верно, знаете, что сейчас происходит?

– Да уж, ничего путного не происходит.

– Думаете, Лео с Гвендой поженятся?

– А почему нет?

– По многим причинам. Прежде всего Лео, как умный человек,понимает, что его супружество даст полиции желаемую зацепку. Великолепный поводдля убийства собственной жены. С другой стороны, Лео подозревает Гвенду. И,будучи человеком эмоциональным, едва ли возьмет себе в жены женщину, котораяубила его первую жену. Что вы на это скажете?

– Ничего. Что мне сказать?

– Не слишком ли близко вы принимаете это к сердцу, Кирсти?

– Не понимаю вас.

– Кого вы покрываете, Кирстен?

– Никого я не «покрываю», как вы изволили выразиться.Считаю, поменьше бы следовало болтать и хорошо бы лишним людям убраться изэтого дома. Не к добру все это. Полагаю, Филип, что вы должны со своей супругойпереехать к себе.

– Вы и в самом деле так считаете? Почему, собственно говоря?

– Вы все выспрашиваете, – сказала Кирстен. – Все что-товыискиваете. А жене вашей это не нравится. Она разумнее вас. Может, вы что иузнаете нежелательное, такое, что вам знать не следует. Уезжали бы вы домой,Филип. И поскорее.

– Не хочу домой, – упорствовал Филип. Он говорил тономупрямого маленького мальчика.

– Так только дети говорят, – урезонивала его Кирстен. – Нехочу то, не хочу другое, а взрослые, знающие жизнь получше, подсказывают им,как следует поступить.

– Так, значит, вы мне подсказываете, да? Даете указания?

– Нет, не даю я вам указаний, просто советую. – Онавздохнула. – Всем одно и то же советую. Мики пусть займется своим делом, а Тинеследует вернуться в библиотеку. Я рада, что Хестер уехала. Пусть поживетгде-нибудь, чтобы не терзаться постоянными воспоминаниями.

– Да, – сказал Филип. – Тут я с вами согласен. Насчет Хестервы правы. Ну а что вы о себе скажете, Кирстен? Не следует ли вам тоже уехать?

– Хорошо бы, – вздохнула Кирстен. – Не плохо бы уехать.

– За чем же дело стало?

– Вам не понять. Мне поздно уезжать.

Филип задумчиво на нее посмотрел. Сказал:

– Существует много вариантов, варианты разные – суть одна.Лео думает, что это сделала Гвенда, Гвенда думает то же самое о Лео. Тинакого-то подозревает. Мики что-то знает, но виду не подает. Мэри полагает, чтоубийцей является Хестер. – Он помолчал и продолжил: – Но истина в том, Кирсти,что в этой истории может быть лишь один-единственный вариант. Нам это хорошоизвестно, не так ли, Кирсти? Вам и мне.

Она метнула на него быстрый встревоженный взгляд.

– Я много об этом размышлял, – торжествующе сообщил Филип.

– О чем вы? – спросила Кирстен. – Что хотите сказать?

– Я ничего определенного не знаю, – сказал Филип. – Но вы-тознаете. Не просто предполагаете, наверняка знаете. Я не ошибаюсь, а?