— О боже, Зоя! Твоя бабушка убьет меня! — Оназасмеялась, когда он вскочил с постели сам и поднял ее. — Одевайся… а я ведьдаже не накормил тебя!

— Я даже не заметила. — Она прыснула смехом, какшкольница, и он снова привлек девушку к себе.

— Я люблю тебя, безумица! Знаешь ты это? Я, такойстарый, обожаю тебя.

— Вот и хорошо. Потому что я тоже люблю тебя, и ты нестарый, ты мой! — Зоя нежно погладила его отливающие серебром волосы ипритянула его лицо к своему. — Запомни: что бы ни случилось с нами, яочень люблю тебя! — Это был урок, рано преподанный ей жизнью: никогда незнаешь, какое горе может свалиться завтра. Мысль эта глубоко тронула его, и онкрепко прижал ее к себе.

— Ничего не случится, малышка; ты теперь вбезопасности.

Он наполнил огромную ванну, и на мгновение ей почудилось,что она снова в особняке на Фонтанке, и, только вновь натянув свое мрачноесерое шерстяное платье и изношенные черные туфли, она поняла, что это не так.На ней были черные шерстяные чулки, чтобы не мерзли ноги, и в зеркале онаувидела сироту из приюта.

— О боже, я выгляжу ужасно, Клейтон. Как ты можешьлюбить меня такую?

— Ты прекрасна, глупышка. Каждая твоя клеточка, каждыйтвой огненно-рыжий волосок… все в тебе великолепно, — прошептал он,зарывшись в ее волосы, которые, ему мнилось, пахли цветами. — Я обожаютебя.

Они с трудом заставили себя покинуть особняк, но он понимал,что должен проводить ее домой. Зоя никак не могла остаться здесь до утра, и,поднявшись на четвертый этаж, Клейтон в последний раз поцеловал ее в мрачной,темной прихожей. Зоя открыла дверь своим ключом, и они увидели, что ЕвгенияПетровна заснула в кресле, дожидаясь внучку. Зоя наклонилась и поцеловалабабушку в щеку.

— Бабушка?.. Прости, что я так поздно, но тебе нестоило меня ждать…

Старушка улыбнулась им в полусне. У них был такой счастливыйвид. Казалось, в мрачную, промозглую комнату заглянула весна, и бабушка поняла,что не может сердиться.

— Я хотела убедиться, что с тобой все в порядке. Выхорошо провели время? — Она смотрела на них обоих, изучая глаза Клейтона,но в них она увидела только доброту и любовь к Зое.

— Мы прекрасно провели время, — ответила Зоя, нечувствуя вины. Теперь она принадлежала ему, любимому, и это было так жеестественно, как дышать. — Ты обедала?

— Я съела остатки вчерашнего цыпленка и яйцо, котороепринес капитан. Спасибо, — сказала графиня, с трудом поднявшись. —Так мило с вашей стороны, капитан.

Клейтон пожалел, что не принес еще чего-нибудь, но он такторопился сегодня утром. И вдруг он снова вспомнил, что так и не накормил Зоюужином, и подумал, что она, вероятно, так же голодна, как и он. Они забыли обовсем на свете на долгие счастливые часы, но теперь капитан умирал от голода. И,как бы читая его мысли, Зоя с нескрываемой усмешкой взглянула на него ипротянула ему плитку шоколада. С чувством вины он проглотил кусочек, а другойположил ей в рот; она улыбнулась и пошла отвести бабушку в спальню.

Вскоре она вернулась, и они снова поцеловались.

Ему ужасно не хотелось возвращаться в свой одинокий дом, ноон знал, что это необходимо.

— Я люблю тебя, — радостно прошептала Зоя напрощание.

— Но я люблю тебя вдвое больше, — ответил Клейтонтакже шепотом.

— Как ты можешь такое говорить?

— Потому что я старше и мудрее, — пошутил он итихо закрыл за собой дверь, а Зоя осталась стоять, помолодевшая, счастливая исвободная. Постояв с минуту, она погасила свет.

На следующее утро Клейтон пришел безукоризненно одетый, согромной корзиной съестного. На сей раз он нашел время для покупок.

— Доброе утро, милые дамы! — У него былопрекрасное настроение, что Евгения Петровна подметила с некоторымбеспокойством.

Капитан принес мясо, фрукты, сыр двух сортов, пирожные ишоколад для Зои. Он нежно поцеловал ее в щеку, пожал руку Евгении Петровне инастоял, чтобы графиня поехала с ними на прогулку. В Булонском лесу онипрекрасно провели время, и даже Евгения Петровна, казалось, забыла о своихнедугах.

Они вместе пообедали, на сей раз в «Клозери де Лила», азатем отвезли графиню домой. Она так устала, что не могла сама подняться полестнице, и Клейтон чуть ли не на руках донес ее на четвертый этаж, и она сблагодарностью улыбнулась ему. Она чудесно провела время и на какое-томгновение забыла о бедности, войне и горестях.

Они долго все вместе сидели в гостиной и пили чай, а потомЗоя с Клейтоном поехали в дом Миллзов на рю де Варенн, где снова предавалисьстрастной любви. Но на этот раз Клейтон настоял, чтобы они поехали ужинать. Онотвез ее к «Максиму», а затем, к своему сожалению, домой, и, когда они вошли,Евгения Петровна уже спала. Влюбленные на цыпочках ходили по гостиной, елишоколад, шептались, целовались при свете камина и делились мечтами. Зоехотелось быть с капитаном вместе всю ночь, но она не представляла, как этоможно осуществить. Уходя в тот вечер и пообещав прийти утром, Клейтончувствовал себя двадцатилетним юношей.

Однако на следующее утро он не появился, ив одиннадцатьчасов Зоя начала волноваться. У них не было телефона, и она не могла позвонить,но в половине двенадцатого капитан пришел с огромным свертком в оберточнойбумаге, взгромоздил его на кухонный стол и с загадочным видом сообщил Зое, чтоэто — подарок бабушке. Когда старая графиня присоединилась к ним, Клейтонотошел в сторону и стал следить, как она разворачивает бумагу. Вскоре показалсячрезвычайно красивый серебряный самовар с выгравированными инициалами русскихвладельцев, которые привезли его в Париж, но были вынуждены продать. Клейтондаже не мог представить, как это они умудрились довезти его сюда, но когда онсегодня утром увидел самовар в магазине, то тотчас понял, что должен купитьсамовар для Евгении Петровны.

У нее перехватило дыхание, и она отступила, глядя на самоварс удивлением, на мгновение ее пронзила острая боль от сознания того, насколькоей были дороги ее собственные сокровища и как она переживала, когда вынужденабыла продавать их. Ей до сих пор было очень жаль портсигара и табакерок,которые ей пришлось продать перед самым Рождеством. Но сейчас она могла только,не отрываясь, смотреть на самовар и на их благодетеля, который преподнес его.

— Капитан… вы слишком добры к нам… — Ее глазанаполнились слезами, и она поцеловала Клейтона, слегка коснувшись морщинистойстарческой щекой его загорелого лица, напомнившего ей лица ее сына имужа. — Вы так добры.

— Что вы, такие пустяки.

Он подарил Зое белое шелковое платье, и у нее широкораскрылись глаза от изумления и восторга, когда она развернула его. Платье быловыполнено маленькой модельершей, которую звали Габриэль Шанель.