– А самураи с двумя мечами? Где они? Я столько о нихчитал!

– Мы едем по территории Сеттльмента. Из японцев здесьдозволяется жить только приказчикам да прислуге. Но самураев с двумя мечами вытеперь нигде не увидите. С позапрошлого года носить холодное оружие запрещеноимператорским указом.

– Какая жалость!

– О да, – осклабился Доронин. – Вы многопотеряли. Это было незабываемое ощущение – пугливо коситься на каждого ублюдкас двумя саблями за поясом. То ли мимо пройдёт, то ли развернётся, да и рубанётнаотмашь. У меня до сих пор привычка – когда иду по японским кварталам, всёназад оглядываюсь. Я, знаете ли, приехал в Японию во времена, когда здесьсчиталось патриотичным резать гайдзинов.

– Кто это?

– Мы с вами. Гайдзин значит «иностранец». Ещё нас тутназывают акахигэ – «красноволосые», кэтодзин, то есть «волосатые», и сару,сиречь «обезьяны». А пойдёте гулять в Туземный город, детишки будут васдразнить, делая вот так. – Консул снял очки, оттянул пальцами веки кверхуи книзу. – Это значит «круглоглазый», считается очень обидно. Ничего, затобольше не режут почём зря. Спасибо микадо, разоружил своих головорезов.

– А я читал, что меч у самурая – предметб-благоговейного поклонения, как шпага у европейского дворянина, –вздохнул Эраст Петрович, на которого разочарования сыпались одно задругим. – Неужели японские рыцари так легко отказались от старинногообычая?

– Очень даже не легко. Весь прошлый год бунтовали, догражданской войны дошло, но с господином Окубо шутки плохи. Самых буйныхистребил, прочие присмирели.

– Окубо – это министр внутренних дел, – кивнулФандорин, демонстрируя некоторую осведомлённость в туземной политике. –Французские газеты называют его Первым консулом, японским Бонапартом.

– Сходство есть. Десять лет назад в Японии произошёлгосударственный переворот…

– Знаю. Реставрация Мэйдзи, восстановлениеимператорской власти, – поспешил вставить титулярный советник, не желая,чтобы начальник считал его полным невеждой. – Самураи южных княжествсвергли власть сёгунов и объявили правителем микадо. Я читал.

– Южные княжества – Сацума и Тёсю – это вродефранцузской Корсики. Нашлись и корсиканские поручики, целых трое: Окубо, Сайгои Кидо. Его императорскому величеству они презентовали почёт и обожаниеподданных, а власть, как и положено, забрали себе. Но триумвираты, особенноесли в них целых три Бонапарта, штука непрочная. Кидо год назад умер, Сайгопоссорился с правительством, поднял мятеж, но был разгромлен и по японскомуобыкновению сделал харакири. Так что министр Окубо теперь остался единственнымпетухом в здешнем курятнике… Правильно делаете, что записываете, –одобрительно заметил консул, видя, что Фандорин строчит карандашом в кожанойтетрадочке. – Чем скорее вы вникнете во все тонкости здешней политики, темлучше. Кстати говоря, вам нынче же представится случай посмотреть на великогоОкубо. В четыре часа состоится торжественное открытие Дома для перевоспитанияпадших девиц. Это совершенно новая для Японии идея – прежде тут никому неприходило в голову перевоспитывать куртизанок. Средства на это святое начинаниевыделил не какой-нибудь миссионерский клуб, а благотворитель-японец, столпобщества, некий Дон Цурумаки. Соберётся creme de creme йокогамского бомонда.Ожидают и самого Корсиканца. На торжественную церемонию он пожалует вряд ли, авот на вечерний Холостяцкий бал – почти наверняка. Мероприятие это абсолютнонеофициальное и с перевоспитанием блудниц никак не связанное, совсем напротив.Скучать не будете. «Он возвратился и попал, как Чацкий, с корабля на бал».

Доронин снова, как давеча, подмигнул, однако холостяцкиерадости титулярного советника не привлекали.

– Посмотрю на господина Окубо как-нибудь в другой раз…Я несколько утомлён путешествием и предпочёл бы отдохнуть. Так что, еслип-позволите…

– Не позволю, – с напускной строгостью оборвал егоконсул. – На бал – непременно. Рассматривайте это как первое служебноепоручение. Увидите там много влиятельных людей. Будет и наш морской агентБухарцев, второй человек в посольстве. А пожалуй, что и первый, – созначительным видом присовокупил Всеволод Витальевич. – Познакомитесь сним, а завтра повезу вас представляться его превосходительству… Однако вот иконсульство. Томарэ![2] – крикнул он рикшам. – Запомнитеадрес, голубчик: набережная Банд, дом 6.

Эраст Петрович увидел каменный дом в виде буквы"П", повёрнутой ножками к улице.

– В левом флигеле моя квартира, в правом ваша, а вонтам, посередине, присутствие, – показал Доронин за ограду – в глубинедвора виднелось парадное крыльцо, увенчанное российским флагом. – Гдеслужим, там и живём.

Дипломаты спустились на тротуар, причём Эраста Петровичакурума любовно качнула на прощанье, консула же брюзгливо зацепила кончикомпружины за брюки.

Всё ноет, клянёт

Злые ухабы пути

Моя курума.

В приёмном покое навстречу вошедшим поднялся молодой японец,очень серьёзный, при галстуке, в железных очочках. На столе, среди папок истопок бумаги, были установлены два маленьких флажка – российский и японский.

– Знакомьтесь, – представил Доронин. –Сирота. Служит у меня восьмой год. Переводчиком, секретарём и бесценнымпомощником. Так сказать, мой ангел-хранитель и письмоводитель. Прошу любить ижаловать.

Фандорин немного удивился, что консул с первой же минутызнакомства счёл нужным сообщить о печальном семейном положении своегосотрудника. Должно быть, прискорбное событие произошло совсем недавно, хотя внаряде письмоводителя не было ничего траурного за исключением чёрных сатиновыхнарукавников. Эраст Петрович сочувственно поклонился, ожидая продолжения, ноДоронин молчал.

– Всеволод Витальевич, вы забыли назвать имя, –вполголоса напомнил титулярный советник. Консул рассмеялся.

– Сирота – это имя. Когда я только-только приехал сюда,ужасно тосковал по Родине. Все японцы были для меня на одно лицо, их именаказались тарабарщиной. Я сидел тут один-одинёшенек, ещё и консульства никакогоне было. Ни звука русского, ни русского лица. Вот и старался окружить себятуземцами, имена которых звучали бы породнее. Лакей у меня был Микита. Пишетсятремя иероглифами, означает «Поле с тремя деревьями». Переводчиком стал Сирота,это по-японски «Белое поле». А ещё у меня есть обаятельнейшая Обаяси-сан, скоторой я познакомлю вас позже.