– Значит, японский язык не так уж чужд для русскогоуха? – с надеждой спросил Эраст Петрович. – Мне бы очень хотелосьпоскорей его выучить.

– И чужд, и труден, – расстроил его ВсеволодВитальевич. – Первооткрыватель Японии святой Францискус Ксавериус сказал:«Сие наречие замыслено синклитом диаволов, дабы истязать ревнителей веры». Асходные созвучия иной раз могут сыграть дурную шутку. Например, моя фамилия,по-нашему вполне благозвучная, доставляет мне в Японии немало хлопот.

– Почему?

– Потому что «доро» значит «грязь», а «нин» –«человек». «Грязный человек», каково для консула великой державы?

– А что по-японски значит «Россия»? – встревожилсяза отечество титулярный советник.

– Ничего хорошего. Пишется двумя иероглифами: Ро-коку,«Дурацкая страна». Наше посольство уже который год ведёт сложнуюдипломатическую борьбу, чтобы японцы использовали в документах другой иероглиф«ро», означающий «роса». Тогда получилось бы красиво: «Страна росы». Пока, увы,не удаётся.

Письмоводитель Сирота в лингвистической дискуссии участия непринимал, просто стоял с вежливой улыбкой.

– Всё ли готово для обустройства господинавице-консула? – обратился к нему Доронин.

– Так точно. Казённая квартира подготовлена. Завтраутром придут кандидаты на должность камердинера. У всех очень хорошиерекомендации. Где вам угодно столоваться, господин Фандорин? Если у себя, янайду для вас повара.

Японец говорил по-русски правильно и почти без акцента,только кое-где путал "р" и "л" – например, в трудном слове«проверил».

– Мне, собственно, всё равно. Я употребляю самуюпростую п-пищу, так что в поваре нужды нет, – принялся объяснятьтитулярный советник. – Самовар поставить, в лавку за припасами сходить – сэтим справится и слуга.

– Хорошо-с, – поклонился Сирота, обнаруживаязнакомство и со словоерсами. – А ожидается ли прибытие госпоживице-консульши?

Вопрос был сформулирован несколько витиевато, и ЭрастПетрович не вмиг уяснил его смысл.

– Нет-нет, я не женат.

Письмоводитель кивнул, как если бы был готов к такомуответу.

– В этом случае могу предложить вам на выбор двухкандидатов… то есть двух кандидаток на место супруги. Одна за триста иен в год,пятнадцати лет, прежде замужем не была, знает сто английских слов. Втораянемолодая, двадцати одного года, дважды была замужем. Рекомендации от прежнихмужей превосходные, знает тысячу английских слов и стоит дешевле – двестипятьдесят иен. Вот фотографические карточки.

Эраст Петрович заморгал длинными ресницами, в растерянностиоглянулся на консула.

– Всеволод Витальевич, я что-то…

– Сирота предлагает вам выбрать конкубину, –объяснил Доронин, с видом знатока рассматривая снимки, на которых былизапечатлены куклоподобные барышни с высокими замысловатыми причёсками. –Супругу по контракту.

Титулярный советник наморщил лоб, но все равно не понял.

– Все так делают. Очень удобно для чиновников, морякови коммерсантов, оторванных от дома. Мало кто вывозит сюда семью. Почти у всехофицеров нашей Тихоокеанской эскадры японские конкубины – здесь или в Нагасаки.Заключается контракт на год или на два, с правом продолжения. За небольшиеденьги вы получаете домашний уют, заботу, опять же радости плоти. Вы ведь, какя понял, не любитель борделей? Хм, девушки хорошие, Сирота в этом толкзнает. – Доронин постучал пальцем по одному из снимков. – Мой вамсовет: берите вот эту, которая постарше. Она уже дважды побывала замужем заиностранцами, не придётся воспитывать. Моя Обаяси передо мной жила с французскимкапитаном и потом с американским серебряным спекулянтом. Кстати осеребре. – Всеволод Витальевич обернулся к Сироте. – Я просилподготовить для господина вице-консула жалованье за первый месяц и подъёмные наобустройство – всего шестьсот мексиканских долларов.

Письмоводитель почтительно наклонил голову и стал открыватьнесгораемый шкаф.

– Почему мексиканских? – спросил Фандорин,расписываясь в ведомости.

– Самая ходовая валюта на Дальнем Востоке. Правда, неслишком удобная, – заметил консул, наблюдая, как Сирота вытаскивает изсейфа позвякивающий мешок. – Не надорвитесь. Тут, наверное, с пуд серебра.

Но Эраст Петрович поднял увесистую ношу без усилия, двумяпальцами – видно, не зря возил в багаже чугунные гири. Хотел положить на стул,но отвлёкся – засмотрелся на портреты, что висели над столом Сироты.

Портретов было два. С левого на Фандорина смотрел АлександрСергеевич Пушкин, с правого щекастый азиат, грозно супящий густые брови.Гравюра с картины Кипренского, хорошо знакомой титулярному советнику, интересау него не вызвала, но второй портрет заинтриговал. Это была аляповатая цветнаяксилография, должно быть, из недорогих, но исполненная так искусно, чтоказалось, будто сердитый толстяк смотрит вице-консулу прямо в глаза. Из-подрасстёгнутого златотканого воротника виднелась жирная, в натуралистичныхскладках шея, а лоб японца стягивала повязка с алым кругом посередине.

– Это какой-нибудь поэт? – поинтересовалсяФандорин.

– Никак нет. Это великий герой фельдмаршал СайгоТакамори, – благоговейно ответил Сирота.

– Тот самый, что взбунтовался против правительства ипокончил с собой? – удивился Эраст Петрович. – Разве он не считаетсягосударственным преступником?

– Считается. Но он всё равно великий герой. ФельдмаршалСайго был искренний человек. И умер красиво. – В голосе письмоводителязазвучали мечтательные нотки. – Он засел на горе с самураями своей роднойСацумы, правительственные солдаты окружили его со всех сторон и стали кричать:«Сдавайтесь, ваше превосходительство! Мы с почётом доставим вас в столицу!». Ногосподин фельдмаршал не сдался. Он сражался до тех пор, пока пуля не попала емув живот, а потом приказал адъютанту: «Руби мне голову с плеч».

Фандорин помолчал, глядя на героического фельдмаршала. Дочего выразительные глаза! Поистине портрет был нарисован мастером.

– А почему у вас тут Пушкин?

– Великий русский поэт, – объяснил Сирота и,подумав, прибавил. – Тоже искренний человек. Красиво умер.

– Японцев хлебом не корми, только бы кто-нибудь красивоумер, – улыбнулся Всеволод Витальевич. – Но нам с вами, господа,помирать рано, работы невпроворот. Что у нас самое срочное?