В свои восемнадцать лет Тануки уже знал, что перед ним малокакая устоит. То есть тут, конечно, нужно чувствовать, может женщина статьтвоей или нет. Он это очень хорошо чувствовал, был у Тануки такой дар. Еслишансов нет, он на женщину и не смотрел. Чего зря время тратить? Но если уж – повзгляду ли, по мельчайшему движению, по запаху – угадывалось, что шанс есть,Тануки действовал уверенно и без лишней суеты. Главное – знал про себя, чтомужчина он видный, красивый, умеет внушать любовь.

На что ему, казалось бы, эта тощая служанка? Ведь не длязабавы он здесь торчит, для важного дела. Можно сказать, вопрос жизни и смерти,а все ж не удержался. Как увидел девчонку, сразу понял – из моих, и, незадумываясь, повёл себя с нею по всей науке: лицо сделал надменным, взглядстрастным. Когда подходила ближе – отворачивался; когда была далеко – не сводилглаз. Женщины это сразу замечают. Она уж несколько раз и заговорить пыталась,но Тануки хранил загадочное молчание. Тут ни в коем случае нельзя раньшевремени рот открывать.

Не то чтобы игра со служанкой так уж его занимала – скореепомогала скрасить ожидание. Опять же бесплатное сакэ, тоже неплохо.

В притоне у Сэмуси он торчал безвылазно со вчерашнего утра.Деньги, полученные от Гондзы, почти все продул, хотя ставил не чаще, чем раз вполтора часа. Проклятая синяя кость сожрала все монеты, осталось только две:маленькая золотая и большая серебряная, с драконом.

Со вчерашнего утра не ел, не спал, только пил сакэ. В животеноет. Но хара может потерпеть. Хуже то, что голова стала кружиться – то ли отголода, то ли от сладковатого дыма, которым потягивало из угла, где лежали исидели курильщики опиума; трое китайцев, красноволосый матрос с закрытымиглазами и блаженно разинутым ртом, двое рикш.

Иностранцы – акума с ними, пускай хоть сдохнут, но рикш быложалко. Оба из бывших самураев, это сразу видно. Таким трудней всегоприспособиться к новой жизни. Теперь ведь не прежние времена, пенсий самураямбольше не платят – изволь работать, как все. А если ничего не умеешь, толькомечом махать? Так ведь и мечи у них, бедолаг, отобрали…

Тануки снова загадал – теперь на «нечет», и выпало! Два ипять!

Но стоило ему выставить серебряную иену, как кости опятьподвели. Красная-то, как обычно, легла первой, на пятёрку. Уж как он умолялсинюю: дай нечет, дай! Как же. Перевернулась тройкой. Предпоследняя монетапропала зазря.

Засопев от злости, Тануки подставил чарку, чтоб служанкаплеснула сакэ, но вредная девка на сей раз налила всем кроме него – наверно,обиделась, что он на неё не смотрит.

В помещении было душно, игроки сидели голые по пояс,обмахивались веерами. Вот бы на плечо татуировку в виде змеи. Пускай не в трикольца, как у Оба-кэ, и не в пять, как у Гондзы – хотя бы в одно-единственное.Тогда скверная девка смотрела бы по-другому. Ничего, если он исправно выполнитто, что поручено, Гондза обещал не только огненно-красную змею на правом плече,но ещё и по хризантеме на коленки!

Потому-то ему и доверено важное задание, что на коже уТануки пока нет ни одного украшения. Не успел заслужить. А с татуировкой его кгорбуну не пустили бы. Для того к дверям и приставлены Фудо и Гундари, чтобникто из чужих якудза не вошёл. Фудо и Гундари велят посетителям задратьрукава, осматривают спину и грудь. Если видят разрисованную кожу – сразу гонятв шею.

Сэмуси осторожный, добраться до него непросто. Дверь в егопритон «Ракуэн» двойная: впускают по одному, потом первая дверь запираетсякаким-то хитрым механизмом; за внутренней дверью бдят Фудо и Гундари, два охранника,названные в честь грозных будд, что стерегут Врата Неба. Уж до чего небесныебудды ужасны – с выпученными глазами, с языками пламени вместо волос, а этапарочка будет пострашней. Оба окинавцы, ловкачи убивать голыми руками.

В зале ещё четверо охранников, но про них думать нечего.Задача у Тануки ясная: только своих внутрь впустить, а дальше и без негоуправятся.

Храбрый Гондза получил своё прозвище в честьГондзы-Копьеносца из знаменитого кукольного спектакля – очень уж здороводерётся бамбуковой палкой. Данкити тоже недаром заслужил кличку Кусари, «Цепь».Он своей цепью может горлышко у стеклянной бутылки отбить, а бутылка даже нешелохнётся. Ещё есть Обакэ-Призрак, мастер нунтяку, и Рю-Дракон, бывшийсумотори весом в пятьдесят каммэ[3]. Этому никакого оружия ненужно.

У Тануки тоже ничего при себе нет. Во-первых, с оружием егосюда не пустили бы. А во-вторых, он и руками-ногами много чего может. Этотолько с виду он безобидный – невысокий, круглый, как барсучок (отсюда ипрозвище[4]). А между тем, с восьмилетнего возраста постигалславное искусство дзюдзюцу, к которому со временем присовокупил окинавскуюнауку драться ногами. Любого одолеет – конечно, кроме Рю, которого с места игайдзинской паровой курумой не сдвинешь.

План, придуманный многоумным Гондзой, поначалу казалсясовсем простым.

Зайти в притон, вроде как поиграть. Дождаться, пока Фудо илиГундари, неважно кто именно, отойдёт по нужде или ещё зачем-нибудь. Тогдаподлететь к тому, который остался у двери, нанести хороший удар, отодвинутьзасов, крикнуть условленным образом и не дать себя убить в те несколько секунд,пока ворвутся Гондза и остальные.

Редко когда новичку достаётся первое задание столь высокойсложности и ответственности. По-хорошему Барсуку полагалось бы ещё годикатри-четыре в учениках походить, больно молод он для полноправного бойца. Новремена нынче такие, что строго держаться прежних обычаев стало невозможно.Удача отвернулась от Тёбэй-гуми, старейшей и славнейшей из всех японских банд.

Кто не слышал об основателе клана великом Тёбэе,предводителе эдоских разбойников, который защищал горожан от самурайскихбесчинств? Жизнь и смерть благородного якудзы описана в пьесах Кабуки,изображена на гравюрах укиёэ. Коварный самурай Мидзуно обманом заманил героя ксебе в дом, безоружного и одинокого. Но якудза голыми руками расправился совсей сворой врагов, оставил в живых только подлого Мидзуно. И сказал ему: «Еслиб я ушёл из твоей ловушки живым, люди подумали бы, что Тёбэй слишком трясётсяза свою жизнь. Убей меня, вот моя грудь». И дрожащий от страха Мидзуно пронзилего копьём. Можно ли вообразить себе более возвышенную смерть?

К Тёбэй-гуми принадлежали и отец, и дед Тануки. Смалолетства он мечтал, как вырастет, вступит в банду и сделает в ней большую ипочтенную карьеру. Будет сначала учеником, потом бойцом, потом выслужится вмаленькие командиры вакасю, затем в большие командиры вакагасира, а годам ксорока, если доживёт, станет самим оябуном, повелителем жизни и смертиполусотни храбрецов, и о его подвигах тоже станут сочинять пьесы для Кабуки икукольного театра Бунраку.