«Я обязательно опоздаю на самолёт, потеряю паспорт илибилеты, что-нибудь перепутаю, ляпну глупость в самый ответственный момент,кому-нибудь важному категорически не понравлюсь, — думала она, пока чистилазубы, мыла волосы маминым шампунем, — зачем вообще нужна мне эта Германия? Всёравно ничего не получится. Мне на роду написано быть неудачницей. История сПетей — очередное тому подтверждение. Когда я жить без него не могла, он исчез.Теперь я остыла, успокоилась, и он вдруг опять возник на горизонте со своиминежными посланиями, хотя уже ничего невозможно. Мне вроде бы всё равно, апочему-то больно».

Два года она не видела Петю и притворялась, будто страшнорада этому. Петя бросил её и женился на дочери какого-то шоколадного магната.Он устал от нищеты. Он химик, это к шоколаду имеет самое прямое отношение,теперь он живёт с молодой женой, тестем и тёщей в особняке на Рублёвке иработает у тестя на фирме.

Выйдя из душа, она проверила почту на мобильном. На ночь онавыключила звуковой сигнал, который так раздражал маму.

«Софи, почему не отвечаешь? Нам надо встретиться!»

— прочитала она и тут же написала:

«Все, отстань! Я улетаю в Германию на год».

Он ответил не сразу. Она решила, что не ответит совсем и всёкончилось. Но телефон зачирикал в фотоцентре, когда она получала фотографии.

«В какой город? Я часто бываю в Германии».

«Точно не знаю. Кажется, в Гамбург».

«Одевайся теплей. Там сейчас холодно и сыро».

Перебегая улицу, Соня чуть не попала под машину. Грязный«жигулёнок» завизжал тормозами, окно открылось, шофёр громко обматерил Соню, ноона не заметила.

Дома в прихожей она споткнулась о большой красивый пакет изглянцевой бумаги. Пакет стоял на коврике. Внутри была обувная коробка.

— Я здесь уже столько времени, а ты так и не потрудиласьвзглянуть на подарок, — сказала мама.

— Ничего себе! — Соня изумлённо покачала головой, увидевпару великолепных сапог.

Мягкая тёмно-коричневая кожа, удобная каучуковая танкетка.Сапоги оказались впору. Никогда ещё Соня не носила такой обуви, она даже непредставляла себе, что обычная вещь, пара сапог, может вызвать у неё столькоэмоций.

Мама сидела на корточках у Сониных ног.

— Ну что, не жмут? Тереть не будут? Я мерила на себя, но утебя ведь нога больше на размер.

— Мамочка, ты гений!

— Конечно! А ты сомневалась?

— Нет, но как ты узнала, что мне позарез нужны именносапоги?

— Софи, мы с тобой всё-таки не первый день знакомы. Это «ЛуиКураж», отличная итальянская фирма.

— Наверное, жутко дорого?

— Неважно. Я достаточно зарабатываю, могу себе позволитьобуть свою дочь, как мне хочется. Конечно, в Москве сейчас совсем несложнокупить всё, что пожелаешь, но я ведь знаю тебя, ты ни за что не пойдёшь помагазинам, будешь донашивать старье.

Мама ушла на кухню готовить завтрак. Соня ещё несколькоминут крутилась перед большим зеркалом, рассматривала себя со всех сторонновым, чужим взглядом.

Это нежное кожаное чудо ей впору, но оно явилось с чужойпланеты, из иной реальности. Ни одну из её вещей нельзя надеть с такимисапогами. Более того, к ним нужны совсем другое тело, другое лицо, причёска.

Соня схватила щётку, принялась расчёсывать волосы. Они неслушались, торчали в разные стороны. Она была больше похожа на всклокоченногоцыплёнка, чем на Марлен Дитрих.

— Ты в них собираешься завтракать? — спросила мама, выглянувиз кухни.

— Я в них собираюсь жить, — ответила Соня, — мам, тыговорила, мне бы пошла красная губная помада.

— Конечно. Румяна, тушь и пудра тоже не помешали бы. Тывсё-таки решила встретиться с Петей?

— Нет. Ни за что.

В качестве курьера от Зубова явилась строгая пожилая дама,похожая на учительницу старших классов. Она уселась за стол и заполняла анкетысама, задавала вопросы тоном экзаменатора, сделала выговор за то, что Соня несняла копии с российского паспорта, диплома и так далее, забрала документы,сказала, что сама все сделает и вернёт завтра.

— Скажи, этот институт, который тебя пригласил, занимаетсяомоложением? — спросила мама, когда ушла курьерша.

— Мама, — Соня поморщилась, — ну ты же разумный,образованный человек. Что такое омоложение, как ты думаешь? Не в смыслеразглаживания морщин и закрашивания седых волос, а на уровне каждой клетки ивсего организма, как единой системы, заметь, живой системы, то есть находящейсяв постоянном развитии, движении.

Мама удивлённо уставилась на Соню. Она была явно озадаченавопросом.

— Софи, но ведь об этом в последнее время столько пишут!

— Мама, у нас какое нынче тысячелетие на дворе? Уже третьеот Рождества Христова. Да, мамочка, в последнее время, веков примерношестьдесят, об этом пишут, говорят, думают.

— А ты считаешь, что это в принципе невозможно?

— Не знаю. — Соня вытянула ногу и принялась рассматриватьсапог. — Я считаю, что женщина, обутая в такую обувь молодеет сразу лет надесять и не надо никаких сложных биотехнологий.

— Ты хотела позвонить странному старцу Агапкину. Забыла? —произнесла мама после долгой паузы.

— Нет, не забыла. Просто боюсь. Сама не знаю почему. — Сонярасправила плечи, повертела головой. — Ужасно затекает шея. Мам, ты не будешьворчать, если я закурю? Вот сейчас сигаретку выкурю и позвоню.

— Поворчу, конечно, но про себя. Может, сначала позвоним Биму?

Соня встала, приоткрыла окно, выпустила дым и опятьзавертела головой, тихо покряхтывая.

— Ох, мамочка, Бим в последнее время только и делает, чторассказывает по радио и по телевизору, как будет омолаживать всех желающих ипродлевать жизнь до ста пятидесяти, двухсот лет.

— Вдруг этот Агапкин первый его пациент? — мама нервноусмехнулась. — Или, наоборот, учитель? А что, не худо бы сбросить годковдесять-пятнадцать.

— Ты и так выглядишь очень молодо, причём без всяких усилий.

— Без всяких усилий — это некоторое преувеличение. — Мамаскромно засияла, и Соня подумала, что напрасно никогда раньше не говорила ейкомплиментов. Это каждому нужно, даже маме, такой разумной и оптимистичной.

— Брось, мамочка, ты же не делала подтяжек, не вводила себесиликон или ботакс под кожу.