Она и сама понимала неубедительность собственных аргументов,но ее они устраивали. «На втором острове есть люди, они помогут».

Плот лежал рядом – четыре голубые прозрачные банки, вкоторых просвечивала вода. Вика неожиданно осознала, что вечером можно было ине тащить тяжелый плот по песку, а просто вылить все воду в море, а сегоднязалить новую. На секунду она пожалела о том, что ей не хватилосообразительности накануне, и даже расстроилась, но тут же подумала, что втаком случае ей снова пришлось бы проверять необходимое количество воды,поскольку она не делала никаких пометок на канистрах – нечем было. Значит, онавсе сделала правильно.

От этой мысли Вика повеселела. Она открыла последнюю банкутушенки, которую собиралась съесть на своем острове, и начала старательножевать мягкие волокна и запивать их водой. Вика знала, что должна хорошоподкрепиться перед отплытием.

Хорошо подкрепиться… В старом мультфильме симпатичныймедвежонок Винни-Пух говорил, что нужно хорошенечко подкрепиться. И, кажется,прибавлял: «обязательно». Сейчас, когда она сидела на песке под пальмой итщательно пережевывала тушенку, подцепляя ее ножом и не обращая ни малейшеговнимания на падающие жирные капли, фраза плюшевого медведя звучала особенноуспокоительно. «Обязательно нужно как следует подкрепиться. И все будетхорошо».

Больше Вика ни о чем не думала. Она сидела в каком-то отрешенномспокойствии, наблюдая за волнами, и в голове ее кружились мысли о том, что вмешок нужно положить и нож, и пластырь, что рану перед отплытием необходимозаклеить, а волосы связать в хвостик. Ей казалось, что она всю жизнь сидит наострове одна, а где-то далеко существует мир – большой, совершенно нереальныймир, в котором есть города и улицы, и люди, шагающие по улицам, и звучат живыеголоса – женские, мужские и детские, и лают собаки, которых подзывают озябшиехозяева. Шумят машины, звенит звонок трамвая, и нереальный снег опускается напушистые шапки нереальных прохожих.

Мечта. Выдуманный мир, который казался раем отсюда, из ееодиночества. Одно она знала точно – его нельзя создать так, как необитаемыйостров, а если попытаться, то получится лишь бледное подобие живого города,населенное механическими человечками, рождающимися внутри ее головы.Необитаемый остров мог быть придуманным, и при том не менее убедительным, чемнастоящий, – с морем, песком, одиночеством. Но населенному городу с егоулицами, машинами, собаками и мокрыми простынями на балконах, застывающими наморозе в хрустящее полотно, нужны были запахи, звуки; нужны были тени, делавшиеего живым; нужны были ощущения, которые Вика не могла придумать.

Только вспомнить, но воспоминание было бледным,расплывчатым.

Ушли прохожие, прощально прозвонил трамвай, заворачивая заугол, пробежала впереди дворняга с лохматым животом, небрежно вильнув хвостом…И снег растаял на шапках прохожих, оставив после себя мокрые дорожки на чутьпримятом мехе…

Перед Викой тихо дышал океан, размеренно откатывая ивозвращая волны. Солнце грело все вокруг, тень от пальмы укорачивалась наглазах, и желто-белый песок словно подбирался ближе к Викиным ногам.

Она встала, огляделась. Пришло время отправляться в путь.

Собрать информацию о любовнице Коцбы оказалось несложно.Катерина Ромашова, двадцати трех лет, родилась и выросла в Королеве, в Москвупереехала вместе с матерью два года назад. Не замужем, отца нет. Бабкин,понаблюдавший за «цветочницей», как окрестил ее Макар, выяснил любопытнуюдеталь: сходство со Стрежиной было только внешним. Ромашова оказалась мягкой,робкой девушкой с негромким голосом. Единственной похожей чертой характера уВики и Катерины являлась скрытность: Сергей не мог понять, отчего девушка, годвстречавшаяся с любовником, ничего не рассказывает о нем приятельницам. «Естьчто скрывать. Прав Илюшин: рано пока входить с ней в контакт. Только всеиспортим».

С Асланом было сложнее: действовать предстояло оченьосторожно, и к одному из своих источников, способному дать более полнуюинформацию, Макар не рискнул обратиться. Их интерес мог стать известным Коцбе,и тогда на расследовании в этом направлении можно было ставить крест.

Илюшин каждый день звонил в больницу, узнавая о состоянииЛипатова, и каждый раз получал один и тот же ответ: больной пришел в сознание,но по-прежнему находится в реанимации, и беспокоить его нельзя. Лена Красько,как они с Бабкиным и предполагали, ничего не могла сообщить о личной жизнисвоего шефа.

Им самим пока удалось узнать немногое. Коцба до пяти лет росв Абхазии, затем вся семья перебралась в столицу. Три брата Аслана былиподключены к бизнесу, старики-родители так и не вернулись на родину. Илюшинвыяснил, что всего детей было пятеро, но один из братьев умер в младенчестве, авзрослая сестра погибла вскоре после переезда в Москву в результате несчастногослучая. Связь Ромашовой с братьями Коцбы установить не удалось, точно так жекак с теми бизнесменами, которые посещали клуб Перигорского по субботам.

– Что вовсе не значит, что такой связи нет, –подвел итог Илюшин, рано утром просматривая итоги работы Сергея.

Бабкин с утра был хмур и раздражен. Все время, что онзанимался «цветочницей», его не оставляло чувство, что они упускают нечтоважное. Накануне Сергей восстанавливал в памяти их с Макаром действия, пытаясьпонять, где они допустили ошибку. Выходило, что нигде. Он мысленно поставилсебе галочку – снова проверить семью Вики Стрежиной, на этот раз болеетщательно, но сам понимал, что эта проверка – от безнадежности: даже еслипризнать существование мотива, у Стрежиных не имелось возможности отправитьВикторию на необитаемый остров в Тихом океане.

– Кофе будешь? – спросил Макар, зевая.

– Буду. Двойную порцию.

– И мне тоже сделай. – Макар ухмыльнулся и сновазевнул.

– Нахал ты, Илюшин, – сообщил ему Сергей, проходяна кухню. К утру дождь утих, облака разогнал ветер, и из окна открылось чистоесветло-голубое небо, к которому тянулись краны со всех окрестных строек. –Смотри, похоже, погода налаживается. Тебе двойной?

– Ага.

– Что ты постоянно зеваешь?

– Спал мало.

– Неужели думу тяжкую думал, кому возвращатьнеотработанные деньги? – сердито бросил Бабкин, отсыпая кофе в большуюмедную турку. Турку привез Макару именно он, да и кофе тоже, потому что Илюшинбез всяких изысков пил растворимый, который Сергей и за кофе не держал.«Прививаю Макару вкус к хорошему», – хмыкнул про себя Бабкин.

– Думать мы с тобой будем сейчас, – возразилМакар. – А я читал. И даже получал удовольствие.

Сергей только теперь заметил на кухонном столе книжку,раскрытую на последних страницах. На твердой обложке была нарисована огромнаябелая птица, на которой восседал лучник.

– Вчерашняя фантастика? – припомнил Сергей.

– Именно. Между прочим, оказалось, и впрямь неплохаякнижка. Правда, я до конца не дочитал, но это и неважно – все равно понятно,чем дело кончится.