— Почему ты мне ничего не сказала?

— Я не могла. — Хироко боялась признаться, бояласьнавлечь неприятности на Питера. Возможно, ей не позволили бы больше с нимвстречаться. Или хуже того, кто-нибудь мог донести о Питере в ФБР. Эта мысльвызывала в воображении Хироко всевозможные ужасы.

Смутившись только на минуту, Рэйко продолжила расспросы.

— Это ребенок Питера, верно?

Но Хироко не ответила ей — по тем же самым причинам.

Она боялась и за Питера, и за его дитя. Что, если ребенкаотнимут у нее, едва он родится? Нет, этого не произойдет.

Человек, предки которого в любом поколении были японцами,подлежит интернированию. Ребенок будет узником, как и его мать. Никто неразлучит их. Это было единственным утешением Хироко.

— Почему ты не хочешь мне признаться? — пыталасьвыяснить Рэйко.

— Я не могу, тетя Рэй, — мягко повторила Хироко,решив сохранить тайну любой ценой. В каком-то смысле она защищала и Рэйко, непосвящая в свои дела. Понимая это, Рэйко не стала настаивать, но догадалась,что Хироко ждет ребенка от Питера.

Она помогла Хироко вновь застегнуть платье и подняла ее.Хироко тут же покачнулась. Рэйко посадила ее, принесла стакан воды и отшвырнулапрочь отврати-, тельные повязки.

— Не смей больше так делать! — приказалаона. — Так не поступала даже моя мать, а уж она была донельзястаромодной. — Несмотря на недовольство, Рэйко улыбнулась. Как толькоХироко умудрялась хранить свою тайну все это время, находясь в тюрьме и влагере? Рэйко задумалась, знает ли о случившемся Питер, впрочем, даже если бызнал, ничем не смог бы помочь.

Они медленно отправились к своему жилищу, держась за руки, иРэйко наставляла Хироко, говоря, что ей не следует переутомляться, надо какможно больше есть, заботиться о себе и ребенке. Но поглядывая на Хироко, Рэйкоизумлялась: без повязок ее живот казался огромным, резко контрастируя с хрупкойфигуркой. Рэйко вдруг испугалась, что Хироко предстоят тяжелые роды, а здесьнет возможности справиться с осложнениями.

Они тихо вошли в дом, и Хироко ушла в комнату, чтобы лечь впостель. При виде ее Такео вскинул голову. Он только что закончил делать стол,которым особенно гордился, и собирался на дежурство в столовую. Вскоре Такеодолжен был начать преподавать в школе. Увидев племянницу, он изумленноприоткрыл рот, не в силах выговорить ни слова, пока через несколько минут кнему не вышла Рэйко.

— Неужели я стал таким рассеянным? Или ослеп? — Онбыл ошеломлен. — В последний раз, когда я видел ее, два дня назад, онабыла нормальной, а теперь выглядит, как на шестом или седьмом месяцебеременности — если, конечно, память не подводит меня. Чем же вы заняты в этомлазарете?

Творите чудеса? А может, я совсем выжил из ума?

— Нет, не в этом дело. — Рэйко задумчивоулыбнулась, подавая мужу сигарету; приятно видеть его рядом, делиться с нимтревогами, просто беседовать. Как бы ни был Так разочарован, Рэйко радоваласьобществу мужчины, которого любила двадцать лет, — ее лучшего друга,партнера. Ее печалило, что Хироко не в состоянии поговорить с отцом своегоребенка. — Она скрывала это от нас. Так, — объяснила Рэйко, еще не всилах поверить тому, что сделала с собой Хироко. — Она перевязывала животтак туго, что чуть не задохнулась. Только Богу известно, как это отразится наребенке. Она лишилась чувств, и мы не понимали, что с ней, пока не догадалисьраздеть ее. У нее почти остановилось дыхание.

— Бедняжка… Кто же отец ребенка? Неужели я что-тоупустил?

Возможно, у Хироко появился возлюбленный, но Рэйко так недумала.

— Это мог быть только Питер, — заявила она. —Хироко ничего не сказала мне. По-моему, она боится. Может, опасается, что мыначнем обвинять Питера или что у нее отберут ребенка. А может, пытаетсязащитить нас — не знаю.

— Как думаешь, Питер знает? — Такео задумчивозатянулся сигаретой — это было одно из немногих оставшихся у него удовольствий.

— Понятия не имею, но вряд ли она призналась ему.

Она ни за что не согласилась бы написать об этом, особенноесли боится признаться даже нам. — Внезапно ее осенила еще одна мысль.Положение было неловким, но не только для Хироко. — Как думаешь, чтосказать детям?

— Мы можем сказать: у Хироко будет ребенок, мы любим ееи будем любить ее ребенка — вот и все, — деловито отозвался Так.

Рэйко улыбнулась ему, забавляясь простоте рассуждений мужа.

— Я припомню тебе, если такое же случится с Салли.

— Это совсем другое дело. — Так рассмеялся ипокачал головой, влюбленно глядя на жену. Она во всем умела находить забавное,и этим часто помогала ему перенести беду. Но Так любил жену не только задобродушие. — Будь на месте Хироко Салли, я бы убил ее. А Хироко мне недочь. — Но тут же он задумался. — Бедная девочк??, сколько онапережила, а теперь еще это… Вот почему ее так часто тошнило в Танфоране! Но ядаже не мог заподозрить, что она беременна.

— И я тоже, — призналась Рэйко, а затем пристальновзглянула на мужа. — Как думаешь, он женится на ней, если это его ребенок?

Такео ответил не задумываясь.

— Он женился бы на ней в любом случае, Рэй. Он без умаот Хироко. Вероятно, это его ребенок. Забавно, я несколько раз замечал в ихповедении нечто странное. Да, они так часто и подолгу гуляли, но я ипредставить себе не мог, что они решатся на большее. Между ними всегдасуществовала странная близость, тесная связь, словно они женаты. Странно, чтоПитер не женился на ней перед отъездом.

— Вряд ли она согласилась бы выйти за него безразрешения отца, — высказала верную догадку Рэйко. В это время Хирокоосторожно вышла из дома и остановилась перед ними:

— Мне очень жаль, — пробормотала она, склонивголову и сгорая от стыда. Почему-то ей казалось, что она сумеет до концасохранить тайну — какая нелепая, детская уверенность!

— Мы любим тебя, — отозвалась Рэйко, обняла ее и сулыбкой взглянула на ее живот, вспоминая о том, как ждала своих детей. Это быличудесные времена и для нее, и для Така. Жаль только, что Хироко пришлосьгораздо труднее — рядом с ней родственники, а не муж.

— Когда он родится? — спросил Такео, и Хироковновь залилась румянцем. Она боролась со смущением и в то же время была горда исчастлива, ожидая появления на свет ребенка Питера.

— В феврале, — тихо ответила она, — а может,в марте.

Такео кивнул и, запрокинув голову, уставился в небо,вспоминая о собственной жизни, женитьбе, рождении детей… и о Питере. Сновапосмотрев на Хироко, он обнял ее.

— Самое подходящее время — весна, начало новой жизни…Может, к тому времени для нас все изменится.

— Спасибо, дядя Так, — ответила Хироко, поцеловалаего в щеку и задумалась о Питере, молясь, чтобы ему удалось выжить.