– Она в Нью-Йорке. – Он даже не хотел произносить именижены, во всяком случае, не здесь, в присутствии Кристел. – Я отплываю в Кореючерез несколько дней. А сейчас я свободен... я... Боже мой, Кристел, я не знаюточно. Чертовски глупо говорить об этом теперь, когда я женат. Но тогда ядумал, что поступаю правильно. Я внушил себе это. Мне хотелось верить, что таконо и есть, но когда я увидел тебя... голова у меня пошла кругом... мнепоказалось, что вся моя жизнь летит кувырком. Тогда, в ноябре, мне надо былоостаться с тобой, послать все к черту, весь этот правильный выбор и все этоблагородство. Мы же тогда были только помолвлены... Я думал... о Господи...разве я мог знать... – Он не мог говорить от боли.

На мгновение ее глаза вспыхнули, а потом эти удивительныеглаза, глаза цвета горной лаванды, потемнели и стали сердитыми. Но он не могосудить ее за это и еще за то, что ее голос стал глухим, как далекий раскатгрома:

– И зачем же ты вспомнил обо мне, Спенсер? Чтобы было скем развлечься, когда ты свободен?.. Когда выпадет свободный уик-энд?.. Когдаты вдруг сможешь вырваться? А обо мне ты подумал? Что стало с моей жизнью, когдаты бросил меня? – Она пообещала себе никогда больше не встречаться с ним, дажеесли у нее будет такая возможность. Теперь в этом не было смысла. Он сделалсвой выбор, и она должна смириться с этим, даже если он сам не мог этогосделать. Именно поэтому она возвращала ему все его письма, не распечатывая их.– И сейчас что у тебя на уме? – Она вся пылала от гнева, но Спенсер только ещебольше восхищался ею. – Получить немного удовольствия, прежде чем уехать? Нунет, забудь об этом. Иди к черту... или... обратно к ней, все равно ты так исделаешь, как сделал это в прошлый раз.

Он стоял с совершенно несчастным видом. Он не мог отрицатьто, что она говорила, хотя ему очень хотелось сделать это. Он хотел быпообещать ей, что никогда больше не вернется к Элизабет, но теперь он женат наней и не представлял себе, как можно устранить эту преграду. Он не могобъяснить, что их супружеская жизнь закончилась, не успев даже начаться. Ноименно об этом он думал и именно этого хотел. Он хотел бы навсегда остаться сКристел.

– Я не могу давать тебе никаких обещаний. Не могусказать тебе ничего, кроме того, что я здесь, сейчас, в эти минуты я с тобой...Может быть, это не так уж и много... но это все, что я могу тебе дать... Это иеще свою любовь.

– Ну и что теперь? – Ее глаза наполнились слезами, аголос стал хриплым. – Я тоже люблю тебя. Ну и что? Что изменится? К чему мыпридем, когда пройдет еще шесть месяцев?

– На этот раз... – Он грустно улыбнулся, ему ужасно нехотелось расстраивать ее. Он вдруг подумал, что ему не надо было приходитьсюда, но он знал, что все равно не выдержал бы и пришел. – Через шесть месяцеву тебя будет пачка писем из Кореи... Если, конечно, на этот раз ты будешь ихчитать.

Она отвернулась, чтобы он не видел, как она плачет. Он былвсе так же красив, и она любила его уже так долго... Она снова повернулась ипосмотрела на него. В этот миг она вдруг поняла, что в глубине души для неесовсем не важно то, что он женат. Он принадлежит ей с тех самых пор, когда онивстретились в первый раз. И может быть, да, может быть, ей стоит взять от негото, чего она так хочет и что он может ей предложить, и сделать это прямосейчас, пока он не уехал в Корею.

Кристел опустила голову, обдумывая его слова, а потом опятьповернулась и посмотрела на него:

– Я бы хотела набраться храбрости и сказать тебе, чтобыты уходил... – Она не закончила фразы.

– Я уйду, если ты действительно этого хочешь. Я сделаютак, как ты пожелаешь. – «А потом буду мечтать о тебе всю жизнь...» – Если тыдействительно этого хочешь, Кристел. – Он посмотрел на нее и коснулся ее щекитонкими нежными пальцами. Его слова прозвучали очень тихо. Он ее любит. Идолжен сделать для нее что-нибудь. Это именно такая любовь, про которую онпытался говорить с Элизабет. Любовь, которой у них с женой никогда не было иникогда не будет. И теперь он знал это абсолютно точно.

Кристел покачала головой и посмотрела на него полныминежности глазами.

– Нет, я этого не хочу, – честно сказала она. Онаникогда не лгала ему, и он еле расслышал ее слова, но в ответ на них его сердцезатрепетало от счастья. – Может быть, сейчас это как раз то, что нам нужно...эти несколько дней... несколько незабываемых минут... – Казалось, что это такбесконечно мало, но это было все, что они имели. И им обоим казалось, что этиминуты стоят целой жизни.

– Может быть, когда-нибудь у нас будет гораздобольше... но я не могу сейчас тебе этого обещать. Сейчас я ничего не могу тебепообещать. Я не знаю, что со мной может случиться. – Он выглядел растерянным,но сказал правду.

Она, странно улыбнувшись, взяла его за руку и началамедленно подниматься по ступенькам, ведущим в дом миссис Кастанья.

– Я знаю.

Он почувствовал себя совсем мальчишкой, когда зашел в домследом за ней, все еще держа ее за руку и любуясь водопадом сияющих волос иизяществом ее стройного тела, в то время как она осторожно поднималась полестнице, ведя его за собой. Она обернулась всего один раз и приложила палец кгубам, давая ему тем самым понять, чтобы он не шумел. Достав ключ из карманаджинсов, она открыла дверь и пропустила его в комнату. Ей не хотелось, чтобымиссис Кастанья заметила их. Она наверняка поднимет шум. Ей совсем не по душе,когда живущие у нее девушки приводили к себе мужчин, а мужчины – девушек.Иногда, конечно, такое случалось, и если она это обнаруживала (а обычно оназамечала нарушение правил), она поджидала постояльцев перед дверью своейкомнаты и на весь дом делала им серьезные предупреждения.

– Разувайся, – прошептала Кристел, в то время как сама,беззвучно скинув ковбойские ботинки, натянула пару красных носков, которыекогда-то принадлежали ее брату. Потом улыбнулась Спенсеру и присела на краешеккровати. Она выглядела совсем ребенком. Иногда Спенсер видел в ней ту жемаленькую девочку, которую увидел в первый раз, но потом вдруг она в одномгновение превращалась в молодую женщину.

Он сел около нее на кровать и, шепча нежные слова, началгладить ее по волосам, а потом поцеловал. Это был долгий и нежный поцелуй. Онвложил в него весь свой пыл, отчаяние и сожаление о том, что он может дать ейтак мало.

– Я очень люблю тебя... – шептал он, зарываясь лицом вее волосы. – Ты такая... ты самая лучшая...

Он до боли хотел овладеть ею и едва сдерживался, чтобы несорвать с нее одежду. Но когда он осторожно коснулся пуговиц на ее рубашке, онвдруг почувствовал, как она вздрогнула и слегка отстранилась. Спенсер отпустилее и отодвинулся, испугавшись того, что он сделал, но в следующий момент онасама страстно поцеловала его, давая ему понять, что путь свободен. Он осторожнопосмотрел на нее, боясь, что она еще девственница.

– Ты боишься?

Она покачала головой и закрыла глаза, а он, осторожноположив ее на кровать, начал медленно снимать с нее одежду. Ненадолгопрервавшись, он встал и поплотнее задернул шторы. Когда же она осталась лежатьнагой на узкой кровати, он сам разделся и лег под одеяло рядом с ней. ДляСпенсера она была все той же застенчивой девочкой, которую он увидел впервыечетыре года назад, и он не хотел смутить ее, или обидеть, или сделать ейбольно. Он думал только о том, чтобы ей было хорошо, зная, что эти бесконечнодолгие минуты они оба запомнят на всю жизнь. Она была еще прекраснее, чем онсебе представлял, и в тот момент, когда он наконец вошел в нее, они обазастонали от блаженства. Она забилась в его руках, и он продолжал целовать,ласкать ее и нежно шептать слова любви. Эти блаженные мгновения, казалось,длились бесконечно долго, и когда наконец все закончилось, он еще крепче прижалее к себе. Ему хотелось держать ее так как можно дольше, чтобы слиться с нейвоедино, чтобы ничто на свете никогда больше не разлучило ни их тела, ни ихдуши.