В эту ночь она спала в его объятиях. Слушая ее ровноедыхание и любуясь этой прелестной головой с почти детским выражением лица,которая лежала у него на плече, Спенсер был счастлив, как никогда. Он понимал,что жил только ради этого.

Утром они отправились гулять, решив позавтракать где-нибудьпо дороге. Она оживленно рассказывала про ресторан Гарри, о том, как ейнравится там петь. Спенсер улыбаясь слушал ее. Ему казалось, что они все этовремя были вместе. Робкий, застенчивый ребенок исчез. Рядом с ним шла женщина,о которой он мечтал всю жизнь.

Они выглядели как новобрачные, и никто бы никогда не сказал,что он женат на другой женщине. Кристел щебетала без остановки, а он радостносмеялся, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловать ее. Он восхищался всем, очем она говорила. Она ни разу не заговорила о политике или о тех вещах, окоторых они вечно спорили с Элизабет. Она говорила просто о жизни и о том, чтобыло понятно и интересно им обоим.

Они вернулись в ее комнату и там снова любили друг друга. Икогда вечером опять пошли гулять, он вдруг ужаснулся при мысли, что им придетсярасстаться. Каждый час без нее казался ему вечностью, и он отправился в дом кБарклаям, чтобы забрать свои вещи и поселиться у Кристел на то время, пока онбудет в Сан-Франциско. Собирая вещи, он вдруг вспомнил об Элизабет, но тут жеотбросил эти мысли. Она осталась в прошлом. Все на свете казалось ему теперь неважным. Кроме Кристел.

В тот вечер, проводив Кристел на работу, Спенсер, чувствуя,что должен это сделать, позвонил Элизабет. Он поднял ее с постели, хотя былотолько пол-одиннадцатого. Она сказала, что очень устала, и безразличным голосомспросила, когда он уезжает в Корею.

– Еще ничего не известно. Я позвоню тебе, когда будузнать наверняка. – Потом он сказал, что ему было очень одиноко в их доме и онрешил перебраться к друзьям. Она понимающе улыбалась, разговаривая с ним, и онобещал перезвонить ей через несколько дней. Если он ей понадобится, она можетоставить сообщение в доме Барклаев. Он будет звонить туда время от времени. Онговорил ей все это холодным, безразличным голосом, хотя похоже, что Элизабетэтого не заметила.

А через полчаса он ушел из их дома. Мысли об Элизабетпокинули его, и он очень надеялся, что она сама скоро уйдет из его жизни. Емуказалось, что они никогда и не были женаты. Но сейчас он не хотел об этомдумать. В тот вечер он просто сидел в ресторане и слушал, как поет Кристел, изнал, что она поет для него. Когда она закончила работу, они вернулись в дом наГрин-стрит. Он никогда еще не был так счастлив, и Кристел была такойхорошенькой в простеньком цветастом платье. Она оставляла все свои шикарныенаряды в ресторане. Она опять превратилась в ребенка с распущенными волосами ибез косметики на лице. Она улыбалась ему и выглядела юной и счастливой.

С возвращением Спенсера, казалось, все печали покинули ее.Во всем мире существовали только они двое.

– Спенсер, – тихо проговорила она, глядя ему в глаза, –ты будешь писать, когда уедешь?

– Конечно, буду.

Но они оба очень хорошо знали, что по возвращении емупридется решать проблему своего брака. И Спенсер еще не знал, как это сделать.Он жил с ней все эти дни, и Кристел ничего больше от него не требовала. На этотраз он не давал никаких обещаний, он знал, что не сможет сдержать их. Но онничего и не скрывал от нее. Они оба радовались тому, что имели. Две неделипролетели незаметно, самые счастливые недели в их жизни.

Третьего сентября Спенсер вернулся в Монтерей. Через два дняон должен был лететь в Тэгу через Токио. Перед отъездом он приехал вСан-Франциско, чтобы провести последнюю ночь с Кристел. В этот вечер Гарри далдевушке выходной, и Спенсер с Кристел долго бродили по городу, взявшись заруки, разговаривали, смеялись. Им так хотелось, чтобы эта ночь никогда некончилась, они старались навсегда запомнить каждое проведенное вместемгновение. Никто из них ни о чем не жалел. Жизнь была прекрасна.

– Ты ведь ни о чем не жалеешь, правда? – Он оченьбеспокоился за нее, но за исключением этих последних, проведенных вместе часову него не было больше ничего, что бы он мог ей дать. Когда он уедет, ейпонадобятся вся ее сила и мужество. Спенсер понимал, что этих качеств может нехватить. И очень сожалел о том, что у нее нет никого, кто бы мог позаботиться оней так, как бы ему хотелось.

– Конечно, нет. Я слишком тебя люблю, чтобы сожалеть очем-нибудь, – улыбнулась она. Она казалась умиротворенной и странным образомповзрослевшей за эти две недели, проведенные с ним. Она наслаждалась егоблизостью, с трепетом ждала ночи, когда они растворялись друг в друге. – И ещея буду ужасно скучать без тебя. – Вдруг она добавила, беспокойно посмотрев нанего: – Береги себя, Спенсер... С тобой ничего не должно случиться.

– Со мной ничего не случится, глупышка. Все будет впорядке. И я вернусь раньше, чем ты думаешь.

Но ни он, ни она не знали, что станет с ними, когда он вернетсяиз Кореи. На эти вопросы у них сейчас не было ответов и, может, не будетникогда. Он очень надеялся, что вдали от нее все правильные решения придут самисобой. Он обязательно должен что-нибудь предпринять. Так продолжаться не может.Но пока он не мог дать Кристел никаких обещаний, она их и не требовала от него.Ей достаточно того, что он подарил ей эти удивительные две недели. А началосьэто в день ее рождения, когда он пришел к ней.

Они вернулись в ее комнату и последний раз любили другдруга. Когда он одевался, у Кристел в глазах стояли слезы. Как тяжело простосмотреть на его военную форму. Ему пора было возвращаться обратно в Монтерей, иКристел беззвучно спустилась вслед за ним по лестнице и остановилась наступеньках крыльца босиком, в ночной рубашке.

– Возвращайся к себе. Я позвоню, когда доберусь доМонтерея, – прошептал он, как всегда. Все эти две недели они ни разу не вызвалиподозрений миссис Кастанья.

– Я люблю тебя, – сказала она, смахнув слезы.

Он прижал ее к себе, как бы желая, чтобы его душа и телозапомнили ее всю и навсегда. Если он вдруг никогда не вернется, он хотел, чтобыона на всю жизнь запомнила эти две недели, которые они провели вдвоем. Ведь вконце концов он едет на войну, и одному Богу известно, что с ним можетслучиться.

– Я тоже люблю тебя, Кристел. – Вот и все, что он могсказать в тот момент.

Он сбежал по ступенькам и пошел за угол, где былаприпаркована его машина. В следующее мгновение, проезжая мимо, он помахал ейрукой, а она тихо побрела наверх, в свою комнату, которая казалась теперь такойопустевшей. Он уехал, и она прекрасно понимала, что, может быть, навсегда. Онаникогда не забудет его. Он ей бесконечно дорог, и, что бы ни случилось, памятьо нем навсегда останется в ее сердце.

Он позвонил ей из Монтерея. Наступил час прощания. В десятьтридцать утра он должен вылететь в Корею. Потом он позвонил Элизабет и оставилдля нее сообщение. Она была на занятиях, и он облегченно вздохнул, поняв, чтоему не надо с ней говорить. Все это время он старался звонить только тогда,когда не звонить было неприлично. Трудно обманывать Элизабет, она его слишкомхорошо знала. Она подмечала малейшее изменение интонации его голоса,вслушивалась в каждое слово и безошибочно ловила смену его настроения. Ивсе-таки, хотя он чувствовал себя отвратительно, ему удавалось все это времяобманывать ее. Он совсем не хотел этого делать, но все его благие намеренияполетели кувырком в тот самый момент, когда он увидел Кристел. Он понял, чтодолжен быть с ней до тех пор, пока она сама не захочет, чтобы он ушел. И оночень высоко ценил каждое мгновение, проведенное с ней.